Крик вещей птицы | страница 96



— За обещанной.

Радищев вспомнил, что давеча он, пристально наблюдая за Фонвизиным, действительно что-то необдуманно пообещал этому конногвардейскому щеголю, считающему себя «лейпцигским однокашником».

— Значит, прислать? — продолжал ротмистр.

— Ладно, присылайте, — ответил Радищев, поняв, что теперь уж, видимо, не один Олсуфьев знает, кто автор «Путешествия».

— Я так и знал, что не откажешь, — сказал конногвардеец. — Премного благодарю, Александр. Когда-нибудь воздам должное за твое доверие. Чем-нибудь помогу. Матушка-то наша не бессмертна, — добавил он по-английски. — Ей уже за шестьдесят.

Радищев догадался, на что намекает Олсуфьев. Он, сын бывшего статс-секретаря Екатерины, в детстве пользовался дружбой цесаревича, да и ныне Павел жаловал его особым вниманием и милостью, так что ротмистр скоро мог взлететь очень высоко.

— Простите, Сергей, меня ждут, — сказал Радищев и, оставив конногвардейца, поспешил в большой зал.

В центре зала молодежь танцевала котильон. Пожилые мужчины в сияющих мундирах прогуливались или стояли с дамами высшего света, уборы которых были так пышны и ослепительны, что никто не смог бы представить этих царственных женщин порхающими в танце среди обер-офицеров и незрелых красавиц, еще не оперившихся как следует.

Радищев искал своего друга, которого так сильно, хотя и совершенно невольно обидел. Он обошел кругом весь зал и, не найдя Челищева, направился к дверям, но тут и увидел его. Тот стоял у самой стены и грустно смотрел на кого-то из прогуливающихся, такой одинокий, такой в этом доме будничный, одетый во все сербе.

Радищев подошел к нему.

— Петр, прости, дорогой, — сказал он.

Но Челищев даже не взглянул на него.

— На кого ты там смотришь? — спросил Радищев.

Челищев молчал. Потом повернулся и пошел к выходу.

Они молча спустились вниз, молча вышли на крыльцо. С обеих сторон подъезда стояли вдоль всего дома ожидающие кареты с сонными кучерами на облучках.

— Ты на пролетке? — спросил Радищев.

Ответа не последовало.

Они молча шли по улице. В прозрачной мгле, едва заметной, похожей на рассветную, бледно светились ненужные фонари. Где-то вдали тарахтел чей-то разбитый и расшатанный экипаж.

— А Козодавлев купил пролетку, — сказал Радищев. — Точно такую, которая тебе тогда на площади приглянулась. Он овладел новинкой раньше тебя.

— Я тоже купил, — сказал Челищев. — Очень удобный экипажик. Хотел сегодня с тобой проехаться, а ты улизнул на вечер. Твой Давыд поразил меня как гром среди ясна неба. Барин, говорит, на вечеру у Нарышкина.