— Капитан Девиленев приглашен, — сказал, войдя в кабинет, Мейснер.
Радищев обернулся.
— Присаживайтесь, капитан. Ну как, пообвыкли у нас в таможне?
— Да, уже освоился, — сказал Девиленев, выжидательно глядя на своего покровителя и начальника.
— Стало быть, надобно определять вас в должность. Походите еще месяц в учениках, а там… Гавенмейстером не желаете?
— Не слишком ли высоко сразу-то?
— Не боги горшки обжигают. Таможне нужны толковые и честные гавенмейстеры. Старые начинают жиреть. Скажите, капитан, в каковых отношениях вы с господином Вальцем?
— За ним моя сестра.
— То мне известно, в родстве-то состоите, а в дружбе?
— Покамест не ссоримся.
— Не попросите ли его отослать с курьером две книжки? В Берлин, моему другу.
— О, ему отправить легко. Я же почту за честь вам услужить.
Радищев придвинул к себе пакеты и написал, куда и кому следует их доставить.
— Сделайте одолжение, — сказал он, подавая запечатанные книги капитану.
Тот встал.
— Позвольте, господин советник, я сейчас же отнесу их.
— Буду весьма признателен.
— Вот и вся недолга, — сказал Мейснер, когда Девиленев вышел.
— Да, совершено еще одно преступление, — усмехнулся Радищев. — Теперь надобно передать книгу Августу Вицману. Это иностранец, наш лейпцигский учитель. Самоотреченная душа. После нашего бунта он оставил университет и отправился на своем иждивении в Россию, чтобы защитить нас перед императрицей. Потерпел, ясно, полное поражение. Долго скитался, а вскоре после пугачевской войны вернулся в Петербург и задумал открыть училище для детей крепостных. Понимаете? Кто ж ему в то время позволил бы? Теперь живет тут, в Измайловском полку, с новыми мыслями о крестьянском образовании. Думаю, ему интересно будет прочесть «Путешествие». А? Как вы полагаете?
Но тут в кабинет вошел прапорщик Дараган.
— Господа, императрица с малой свитой прибыла в Петербург, — сказал он. Радищев и Мейснер переглянулись: а этот, мол, все со своими дворцовыми новостями. Прапорщик видел, как они посмотрели друг на друга, но не понял их. — Завтра ее величество навестит Кронштадт, — продолжал он, поставив трость в угол и кинув на стул круглую шляпу. — Теперь можно и по заливу ей, матушке, прогуляться. Шведам не вырваться из Выборгской бухты, да они покамест и не рискнут пробиваться. Изголодаются, набедствуются, тогда пойдут напропалую. И запомните, прорвут, непременно прорвут окружение нашего флота. И, чего доброго, опять двинутся к Петербургу, озверевши-то. Сдается, рано мы успокоились. Чуть отлегло, и наши правители готовы праздновать. — Дараган говорил и шагал по кабинету, и Радищев слушал его уже внимательно, следуя за ним взглядом туда и сюда, но тот вдруг остановился. — Я ведь перебил, кажется, ваш разговор? Ах, невежа, разболтался не к месту.
