— Ну что, что теперь будет, Александр Николаевич, что будет? — торопливо заговорила младшая и заплакала. — Разорят они нас, ой разорят!
— Даша, Даша, уймитесь, — сказал Радищев. — Ведь шведы еще не в Петербурге.
— А где это палят? Должно быть, уже на Неве.
— Что вы, Бог с вами! Бой идет где-нибудь за Красной Горкой.
— Слышишь, Даша? — оживилась Елизавета Васильевна. — Я же говорила, что далеко. Прошу тебя, успокойся. Вот-вот прибегут сюда дети. Александр Николаевич, что мы им скажем?
— Скажем, как есть. Не век им сидеть в детских покоях. Пускай готовятся к жизни, она их не обойдет, на беды не поскупится. А сегодня еще нет ничего страшного. — Радищев сел у стены на диванчик, откинулся и даже потянулся, сомкнув руки за головой, словно утро это начиналось совершенно обычно. — Коль в заливе сражение, значит, неприятель остановлен, Дашенька. — Он уже не казался, а был спокойным, успокаивая своячениц. — Полагаю, гостей встретила эскадра вице-адмирала Крузе.
Подул, видимо, западный ветер, и гул далекой канонады как будто приблизился, усилился. Даша, все время ходившая вокруг стола, вдруг остановилась и закрыла руками лицо.
— Боже мой, это не дальше Петергофа! — простонала она. — Лиза, закрой окно! Зачем ты его распахнула — радуешься?
Елизавета Васильевна захлопнула створки, пересела к столу и растерянно посмотрела на зятя, опасаясь, как бы он не рассердился на Дашу.
— Сестрицы, а не попросить ли нам кофе? — сказал Радищев.
— Да, я уже послала Анюту к повару, — сказала Лиза.
В столовую с шумом вбежали старшие сыновья, неприбранные, лохматые, без камзольчиков и сюртучков, в незастегнутых рубашках.
— Папенька, бьем шведов! — возбужденно крикнул Василий. — Слышите?
— Слышим, сын, слышим, — сказал отец.
— А зачем вы тут закрылись? — сказал Николай. — Петр не пускал нас. Что, мы так малы? Я хочу посмотреть, как сражаются.
— Чтобы написать затем оду? — улыбнулся отец. — Нет, милый поэт, сражения сегодня нам не увидеть. Оно далеко. Наглядитесь еще и навоюетесь, такого счастья хватит и на ваших правнуков. Ступайте приведите себя в порядок, воины. Малыши-то не проснулись?
— Проснулись, плачут, — сказал Василий.
— Плачут? Пойду загляну к ним.
Плакала, оказалось, только Катя. Плакала горько и безутешно. Няня качала ее на коленях, обнимала, уговаривала, но девочка не унималась. Отец придвинул стул и сел перед нею.
— Катюша, что с тобой? — спросил он, отняв от ее лица мокрую ручку.
— Па-пень-ка, Па-ша вы-кинул арапку, — едва выговорила она, всхлипывая и прерывая дыхание.
