— Входи, входи, Петр! — крикнул он, не разгибаясь.
Камердинер вошел.
— Вас барышни просят, — сказал он.
— Они уже на ногах?
— Так точно, поднялись. Изволят ждать вас в столовой. Что же это такое, ваша милость? Шведы?
— Шведы, шведы, дружок, — сказал Радищев, стараясь казаться спокойным. Он подошел к трюмо, чтобы прибрать волосы, и увидел за овальной бронзовой рамой господина в белой рубашке, который очень ему не понравился, потому что был бледен, но пытался выглядеть невозмутимым. Притворяешься, батенька, твердым? Надобно быть таковым, а не казаться. Быть. — Петр, ты робеешь?
— Да есть маленько.
— Держись, дружок. Дети еще спят?
— Покамест еще почивают.
Радищев бросил гребенку на подзеркальник, шагнул к окну, прислушался к несмолкающей канонаде. Потом надел камзол и пристально посмотрел на Петра.
— Господи, вы ж не умывались! — спохватился тот. — Принести умывальник? Аль пройдете в туалетную? Пожалуйте, там все приготовлено.
Радищев всегда испытывал мучительный стыд, когда вокруг него, стараясь ему угодить, неусыпно хлопотала дворня, и не раз он намеревался уничтожить барский порядок в доме, но разрушить привычный уклад не мог (больше из-за детей и родных), а в последнее время решил, что скоро, сама собой разом изменится вся его жизнь.
— Ах, Петр, Петр! — сказал он. — Что ты станешь делать, когда не будет меня?
— Помилуйте, почто же вас не будет? — удивился Петр.
— Да вот, может быть, пойду на шведов и не вернусь, а то, чего доброго, попадусь в тюрьму.
— Боже упаси, какие страсти!
— Ладно, дружок, идем вниз.
Они вышли через верхнюю гостиную в прихожую, и тут Радищев, взглянув в окно, увидел восточный склон неба, действительно алый, именно такой, каким представился давеча в кабинете. Солнца еще не было видно, но его огонь поднимался пылающими снопами, и оттого казалось, что там и рвутся снаряды, тогда как бой-то шел на западе.
— Приходит, видать, конец света, — говорил камердинер, спускаясь по лестнице рядом с барином. — Кругом война. Неужто нельзя ее остановить?
— Можно, — сказал Радищев. — Можно, Петр. Народ должен связать зачинщиков.
— Что народ, народ — он слаб. И темен. Ему и книга ваша ни к чему, раз он букв не знает… Успокойте барышень-то. Я тут покараулю, чтобы дети не захватили вас врасплох.
Петр остался в сенях, а Радищев пошел к свояченицам в столовую.
Лиза, кутаясь в кашемировую белую мантилью, сидела у открытого окна и смотрела на улицу. Даша ходила по комнате, сцепив руки и прижав их к груди. Сестры быстро повернулись к зятю, едва он вошел.
