Радищев стал меньше думать о том, что ждет лично его, а когда думал, ничего страшного в своем положении не находил. Опасность отодвинулась, полагал он. Рылееву теперь не время заниматься книгой, а шум, поднятый ею, скоро утихнет (его уже приглушили разговоры о морских событиях), и обер-полицмейстер отложит начатый сыск. Складывается так, что можно, пожалуй, сейчас пустить в торговлю еще полсотни экземпляров «Путешествия».
И он зашел однажды в Гостиный двор. Войдя с Невского проспекта, он повернул на Суконную линию и направился прямо к лавке под номером шестнадцать. Она оказалась закрытой. Он знал, что у Зотова здесь две лавки, и вошел в соседнюю, пятнадцатую. Тут стоял за прилавком рослый, дородный сиделец.
— Милости просим, ваше высокоблагородие, — сказал он, поклонившись таможенному советнику (Радищева знал весь торговый люд Петербурга). — Изволите у нас выбрать книгу? Уважьте, уважьте. Вам что-нибудь поумнее? Вот «Кабинет любомудрия». — Сиделец положил на прилавок книгу. — Или что-нибудь по вашей части? Вот «Историческое описание российской коммерции» — сочинение господина Чулкова, девятнадцатый том. Вот «Судьбы человеческие». Или угодно чего-нибудь позабавнее? Вот «Приключения английского милорда Георга», а вот «Красавица и привидение». Да, вот что у нас еще есть! «Предсказание о падении Турецкого царства». Хоть бы поскорее оно пало, проклятое! И конец войне.
— А шведы? — усмехнулся Радищев.
— Ну, со шведами, считайте, покончено. Наши разобьют их в пух и прах.
— Неизвестно.
— Разобьют. Может, и сами наполовину погибнут, а разобьют, помяните мое слово.
— Где ваш хозяин? — спросил Радищев.
— Герасим Кузьмич? — Сиделец не ответил, молча показал подбородком на старика в глазетовом серебристом кафтане, рассматривавшего у прилавка какую-то книгу. Радищев понял, что надобно обождать, и стал перелистывать «Судьбы человеческие». Скоро старик ушел.
— Герасима Кузьмича увели в Управу благочиния, — шепотом сказал сиделец. — Третьи сутки там его держат. За книгу, видать, взяли. Была у нас тут книга… — Он еще что-то говорил, но Радищев уже не слышал его, хотя смотрел ему в лицо.
Выйдя на Невский, он пошел было домой, но у Садовой улицы, увидев молодого человека, пересекавшего проспект, очень похожего на Царевского, подумал, что надобно повидаться с друзьями, и повернул в другую сторону.
Царевский и Мейснер встретили его у подъезда таможни.
— Мы давно вас ждем, — сказал Мейснер.
— Пройдемте в кабинет, — сказал Радищев.
