Два зеленолицых солдата рухнули и остались лежать обугленными и безжизненными кучами. Торн ждал, держа оружие наготове. Его лицо выглядело дико в бледно-синем свете. Но вслед за скоротечной перестрелкой наступила тишина, не было слышно никаких сигналов тревоги.
– Должно быть здесь, в темнице, дежурили только эти два охранника, – сказал Торн, тяжело дыша и выдавливая дрожащими руками ослабленную инертрумную решетку наружу.
Планетёры торопливо выбрались из трубы в короткий, единственный коридор темницы.
– Послушайте! Я кого-то слышу! – воскликнул Сол Ав.
Они прислушались. Этот голос шёл из дальнего конца коридора, тихий, монотоный, со странным металлическими нотками.
– Эребус, не буду думать об Эребусе, думать о чем угодно, но не об Эребусе, не буду думать об Эребусе...
Торн сказал взволновано:
– Эребус? Наверное, это говорит Лана! Идём!
– Это не похоже на человеческий голос, – пробормотал Ганнер, тот час последовав за Торном и венерианцем.
Они перепрыгнули через сожжённых мертвых сатурниан и побежали по коридору. Голос раздавался из самой последней камеры. Теперь они слышали его более ясно, и это действительно не был человеческий голос. Он был холодным, металлическим, безжизненным и постоянно говорил, говорил без остановки.
– Я не должна думать об Эребусе, не думать о тайне. Думать о другом...
Торн подошел к двери этой последней камеры. Через решетчатую инертрумную дверь он заглянул внутрь. Его лицо на миг окаменело, а глаза дико сверкнули после того, что он увидел.
– Боже мой, это Лана! – хрипло прошептал он. – Они подключили к ней психофон!
Камера, которая открылась взору Торна, была комнатой без окон, освещенная одной криптоновой лампой на потолке. Под её мистическим голубым светом, на металлическом стуле, к которому были крепко привязаны её руки и ноги, сидела Лана Кейн. Стройная фигура девушки обмякла, глаза были закрыты, а бледное лицо выглядело бесконечно уставшим и измученным. Голос, который они слышали, принадлежал не Лане, а исходил от сложной машины, соединенной с её головой. Крошечные разрезы были сделаны в основании черепа Ланы. Из них выходили два тонких черных провода, бежавшие наверх к аппарату, подвешенному над ней, компактному, но сложному нагромождению трансформаторов и электронных ламп, на котором был установлен динамик.
Металлический монотонный голос исходил именно из этого динамика. Он всё еще продолжал говорить, и все, что он говорил, записывалось на движущейся ленте самописца, соединенного с микрофоном, висевшим перед динамиком.
