Согретые солнцем | страница 48



Романии не хотелось оставлять Боню одну, но собака тяжело поднялась и, пошатываясь, пошла в будку. Рома собиралась заплатить ветврачу из своих денег, хотя и боялась, что ей не хватит, но отец отдал деньги сам.

– Вот видишь, – сказал дочери Павел Тихонович, – все хорошо, а ты запаниковала.

– Еще неизвестно, помогут ли ей уколы, – вздохнула Рома.

– Никогда не теряй надежду! – наставительно произнес отец. – Запомни: утратишь веру в лучшее, и оно тебя покинет. Поняла? – Он улыбнулся, и Рома кивнула. – Одного не могу понять: кому помешала собака в вольере? У кого поднялась рука?

– Калитку на ночь мы запираем… – сказала Рома и вдруг догадалась, кто это сделал.

Она еле сдержала себя за завтраком, а когда родители вышли из дому хлопотать в коровнике, Романия подбежала к Ангелине.

– Ты! Это сделала ты! – закричала она, тыча пальцем ей в грудь.

– Что я сделала?!

– Ты отравила Боню!

– Ты совсем того? – Геля покрутила пальцем у виска и отступила на шаг.

Она никогда не видела сестру в такой ярости. Романия наступала на нее, выкрикивая обвинения, и готова была вцепиться ногтями ей в лицо.

– Ты видела? – вмешалась Злата.

– А мне и видеть не надо! – Романия схватила сестру за плечи и, хотя та была выше и сильнее, с такой силой встряхнула ее, что Геля испугалась. – Я уверена, что это ты отравила Боню! Запомни, сестричка: если Боня не выживет или еще раз повторится такое, я знаешь что с тобой сделаю?!

– Чт-то? – запинаясь и отступая, испуганно промычала Геля.

– Я твою рожу подпорчу кислотой! И тогда ты запомнишь на всю жизнь и меня, и Боню! – прошипела ей в лицо Романия.

Злата подошла сзади, осторожно взяла Рому за плечи, отстраняя от сестры. Было видно, что Романия в полном отчаянии и, похоже, не шутит.

– Оставь ее, – тихо попросила Злата.

– Живи, сволочь! – в ярости бросила Рома сестре и отпустила ее плечи.

Затем она передернулась всем телом, освобождаясь из рук Златы.

– Ты закончишь свою жизнь в психушке! – огрызнулась ей вслед Геля.

– Никто из нас не знает, где закончит свою жизнь, – тихо, еле слышно произнесла Романия, выходя из комнаты.

Целую ночь Романия не сомкнула глаз, сидя возле Бони. Когда отец во второй раз вышел во двор и увидел дочь на скамейке возле собаки, он подошел ближе и попросил ее идти спать.

– Нет, папа, я ее не оставлю, – твердо ответила Романия. – Она же меня не бросила в мороз одну, не убежала искать теплое место.

– Но Боне уже лучше.

– Я не хочу быть предательницей, – совсем по- взрослому сказала Романия. – Предательство – это невыносимая боль, это муки и разочарование.