Большая чёрная дверь открылась, и Люк Холланд оказался в комнате. Его дядя восседал в кресле возле письменного стола. При виде племянника нитевидные губы старика растянулись в гостеприимной улыбке. Люк с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться в ответ на эту приветливую гримасу.
Дядя не знал о назойливом мотивчике, засевшем в голове племянника; о причудливой мелодии, постоянно ускоряющейся и неумолимо стремящейся к кульминации.
Люк попытался ничем не выдать охватившей его упоительной восторженности. Он окинул взглядом просторную комнату, обставленную по моде пятидесятилетней давности — огромными креслами из красного дерева, громоздкими диванами и массивными столами. Вдоль стен, обитых высокими дубовыми панелями, доходящими до потолка, выстроились книжные стеллажи, величиной и возрастом соответствующие старомодным веяниям. В целом комната выглядела вполне обыденно, но за закрытыми дверями находились и другие. Возможно, в полумраке запертых комнат дядя скрывал каких-нибудь жутких тварей, подобно Люку, прячущему свою удивительную мелодию в самом надёжном из тайников мозга. А за спокойствием Лайонела Холланда вполне могло таиться умопомешательство.
Старик очень изменился за последний год. Его лицо избороздили глубокие морщины, разбегающиеся из уголков глаз сеточкой, будто нити паутины. Его тонкогубый рот сходствовал с чёрной щелью; с разрезом, сделанным скальпелем в беломраморной коже трупа. Его мертвенно-бледное лицо обрамляли густые пряди седых волос, ниспадающие на лоб. Люк почему-то решил, что его дядя схож лицом с каким-то давно почившим мумифицированным монгольским полководцем.
Старый Лайонел был облачён в чёрный халат, безвольно свисающий с худых опущенных плеч. Вышитая серебряными нитями серповидная луна сияла у него на груди. Казалось, это единственная искра жизни в облике старика, не считая его глаз.
Студёные и бездонные, словно воды полярных морей, они светились извечным пророческим всеведением. Встретившись с дядей взглядом, племянник почувствовал, как эти глаза, будто два магнита, каким-то сверхъестественным образом пытаются вытянуть все секреты его разума. Люк содрогнулся, подумав о том, что созерцали старческие очи в прошлые безлунные ночи.
Усилием воли племянник отвёл взгляд в сторону. Сейчас не время поддаваться панике, пришла пора действовать.
— Спасибо, Люк, — сказал дядя Лайонел. Его голос странно смутил племянника; казалось, что он доносится издалека — из какого-то бездонного колодца, скрытого сморщенными губами с трудом выговаривающими слова.
