Впрочем, стоит признать, что толстовка мне пригодилась. Если бы не она, к кашляющему Соломинцеву добавилась бы еще и я, слегшая с простудой. Ночью, когда мы с Катюшей возвращались домой, на улице был настоящий дубак – не та погода, в которую приятно щеголять в легком платье. Конечно, в конце октября осень должна чувствоваться даже здесь, мы же не в тропиках.
– Энжи, как настроение?
Когда над головой прозвучал голос Ромки, я в ужасе подскочила: настолько задумалась, что не заметила, как Марков подошел. А вот же он – тут как тут!
– Я… нормально, – выдавила я в ответ, носком туфли заталкивая пакет поглубже под стол.
Марков смотрел честными-пречестными глазами – все как раньше, ни намека на пятничный вечер. Улыбался он так тепло, словно насквозь меня видел: и размышления о Соломинцеве, и искреннее наслаждение ароматом его одеколона, и вчерашний разговор, закончившийся на этот раз не ссорой, но моим окончательным поражением.
– Уверена? – Он изогнул бровь, но я держалась стойко. – Энж, я пришел, только чтобы задать один вопрос. Это правда? То, что ты сказала Стасу в пятницу?
Ромка оседлал стоящий рядом стул и положил подбородок на его спинку. Взгляд, направленный на меня, был выжидающим, как у кота, караулящего кусочек рыбы, который, возможно, упадет со стола.
– Ром, не нужно. Я тогда многое сказала – и о многом жалею.
– Энжи, мне нужен ответ. Это правда? – Теперь вопрос прозвучал с напором. – Если отсечь все, что было. Стас располагает? С ним приятно общаться?
Марков чем-то напоминал мне меня саму вчера вечером – напряженную, надеющуюся, что сейчас Соломинцев все же скажет правду. Я правду получила. Так пусть теперь ее получит и Рома.
– Честно? Да. Да, каждое слово было правдой, а я их на ветер не бросаю. Но это уже не важно. Твой дружок глумился надо мной. – Я крепче сжала кулаки. – Ром, пожалуйста, я не хочу ругаться с тобой. Иди. Пока что иди. И вот, забери его кофту. – Я сунула в руки Маркову пакет, грязноватый от постоянных встреч с моими ногами.
Рома сначала не двигался – просто смотрел на меня, словно пытаясь что-то понять. Потом он все же поднялся, забрал пакет и шепнул:
– Извини. Мне просто надо было знать. Ты же все равно мой друг?
– Друг, – улыбнулась я.
Марков кивнул и покорно ушёл, а я вновь повернулась к уныло мерцающему экрану компьютера. Ноги под столом вместо мягкого пакета встречали пустоту, и от этого почему-то становилось тошно. Желание работать так и не появилось, после разговора с Ромой стало только хуже. Я не знала, что думать, не знала, как себя вести, – и от этого сердце неприятно сжималось.
