Салов Вере не понравился. Дома она переменила очки на пенснэ. Может-быть, в них лучше разглядит.
Салов же обругал вдогонку Веру кикиморой, не бабой, а метлой в юбке. Хлопнув себя по кобуре, пригрозил еще раз начальнику станции и зашел на телеграф. Послал несколько телеграмм с вымышленными адресами — делал для большей важности — так объяснил Клавдии Петровне. Придрался к телефонисту, белобрысому, малого роста. Уходя, хлопнул дверью… В числе телеграмм одна, уже повторная, по настоящему адресу — вызов подкрепления. Возвращаясь, все подсчитывал, когда приедут — одному трудно работать… Если пройдет номер, можно повторить еще где-нибудь. Правда, в городах администрация… Здесь единственно с кем душу отвести можно — мельник. Здоровый, кряжистый. Сам покаялся, что мелит с нарушением — чего Салов до сих пор не знает…
Молодцы прикатили на другой день. Их Салов случайно встретил около станции:
— Эге, сам своей персоной.
— Как величать-то?
— Скоро, ребята, не ждал…
— Мы мигом — по особой литере ехали. Представили телеграмму — в момент выдали. Дело есть?
— Найдется…
Вечером уже поднажали. Улов хороший — на то чернозем, чтобы на дне каждого сундука было серебро, а в узелке царские завернуты и, особо в газете, керенки…
* * *
В полдень к Вере зашел машинист с водокачки:
— Не дело, гражданка. Смотрите, что устроили. Ворчат кругом.
Вера стала оправдываться, но тот не слушал:
— Добро бы свои… Уж мы знаем кого. Эти-то, приезжие. Как есть — под ряд, не дело. Еще вчера у стрелочницы двум курам головы свернули — тоже не дело. Мы что имеем? Ни шиша. Вон, лето пройдет, зима, а у меня вся семья босая. У стрелочника тоже, а они — куры… Утром, говорят, перепились и Степана Трофимовича сына побили. Он, конечно, дезертир, но бить зачем? Ежели есть положение, арестуй. Это должно… Совсем не ладно поступают, как посмотреть.
— Что же делать? Я не при чем…
— А ты будь… Я к ним ходил — спят, пойдем вместе. Всякий на тебя пальцем тычет.
Вера еще возражает:
— Я на отдыхе.
— Нашла время! Попадья, вон, жалуется, что ты жизнь у них перевернула. Это дело, а тут не хочешь… Я зайду ужо.
Однако, позже итти не пришлось, так как к Марфе Кирилловне пришла Клавдия Петровна:
— Уехали мои мучители, — сообщила она, — на два дня, не то в губернский, не то еще куда. Прямо ужасно!
Марфа Кирилловна кивает головой, но молчит, о чем-то думая. Вечером пришла к Вере и, заплакав, зашептала быстро, точно просо сыпала:
— Милочка, родная моя, так обяжете… последнее…
