Дверь была закрыта, но Керанс слышал безостановочное тяжелое скрипение койки, сопровождаемое раздраженным бормотанием пациента и ровным спокойным голосом доктора Бодкина. Некоторое время врач продолжал свой монолог, затем послышалось несколько протестующих возгласов, и наступила тишина.
Лейтенант Хардман, старший пилот вертолета (теперь вертолет управлялся помощником Хардмана сержантом Дейли), был вторым по старшинству офицером в отряде и до последних трех месяцев — заместителем Риггса, исполняя его обязанности в отсутствие полковника. Дородный, умный, но, пожалуй, излишне флегматичный человек тридцати лет, он держался в стороне от остальных членов экипажа. Будучи натуралистом-любителем, он делал собственное описание изменяющейся фауны и флоры и разрабатывал собственную классификацию изменений. В один из редких моментов добродушного настроения он показал свои записки Керансу, но потом забрал их назад, когда Керанс тактично заметил, что классификация ошибочна.
Первые два года Хардман служил прекрасным буфером между Риггсом и Керансом. Остальная часть экипажа охотно подчинялась указаниям лейтенанта, и это, с точки зрения Керанса, являлось большим преимуществом, так как более нетерпимый второй по старшинству человек в отряде мог бы сделать жизнь невыносимой. С легкой руки Хардмана, в отряде установились свободные взаимоотношения, при которых новоприбывший через пять минут становился полноправным членом экипажа, и никого не волновало, где он был два дня или два года назад. Когда Хардман организовывал баскетбольный матч или регату по лагуне, никто не впадал в неистовость, поскольку желание каждого принять участие встречалось с пониманием и сочувствием и по возможности учитывалось.
Недавно, однако, в характере Хардмана начали преобладать иные элементы. Два месяца назад он пожаловался Керансу на постоянную бессонницу. Часто из окон Беатрисы Далл Керанс далеко за полночь видел в лунном свете лейтенанта, стоявшего у вертолета на крыше базы и глядевшего на безмолвную лагуну. Затем Хардман, сославшись на малярию, отказался от ежедневных полетов. Запершись на неделю в каюте, он погрузился в странную жизнь, перечитывая свои старые записи или пересчитывая пальцы, как слепой, читающий азбуку Брайля, или перебирая сосуды с чучелами бабочек и гигантских насекомых.
Заболевание распознавалось нетрудно, Керанс узнал симптомы, которые наблюдал у себя самого: «ускоренное вступление в зону перехода», — и оставил лейтенанта одного, попросив Бодкина периодически навещать его.
