— Вот, гражданин начальник, — елейно пропел комендант, толкая Надю в спину, — привел саботажницу! Отказалась выйти на работу!
Майор с минуту рассматривал Надю свинцовым взглядом, как бы пригвождая ее к полу, и, наконец, изрек:
— Судить тебя будут.
— Что? — не поняла она.
— За саботаж судят.
Этого она не знала и изрядно струсила: «Еще не хватало!»— но виду не показала и продолжала стоять столбом, призвав все свое мужество.
— Поняла, что ли? Судить будут! — повторил он, повысив голос.
— За что?
— За отказ от работы!
— Я не отказывалась от работы!
— Как так не отказывалась? Вот рапорт нарядчицы.
— Я вовсе не отказывалась, — еще раз повторила Надя. — Просто я прибыла сюда по спецнаряду для работы в театре, — не моргнув глазом, соврала она, точно как ее подучила Лысая. «Стоять на своем».
— По какому еще спецнаряду? Ну-ка, принеси ее формуляр! — приказал он коменданту.
— Мне в руки не дадут, — поспешил сказать Боря Ремизов, и сладкая улыбка озарила его лицо.
Надя с отвращением дернулась: «Экий добрячок-угодничек, свиное рыло!»
— Да, верно! Скажи Лидии Кирилловне.
Комендант вышел, и сразу все переменилось. Майор поднялся, отодвинул стул и подошел к Наде.
— Откуда прибыла? — спросил он голосом с вполне человеческими интонациями, разглядывая ее без тени злобы, а скорее даже с подобием любопытства.
— Из Москвы.
— Жила там?
— Да.
— Работала? Училась?
— Училась в консерватории, — бойко врала Надя, нисколько не стесняясь: «Мы для них нелюди. Они для нас так же. Значит, все позволено».
Секретарша принесла формуляр, майор внимательно пробежал глазами страницы, перевернул какие-то листочки-вкладыши.
— Нет тут никакого спецнаряда. Вот твое заявление начальнику Пресни за его подписью, и все.
— Значит, потеряли, полтора месяца тащились, могли потерять.
— Ты мне бомбочки не ввинчивай, — внезапно рассвирепел он. — Я гусь стреляный, таких артистов перевидал тьму! Пойдешь на общие пока, до выяснения, сделаем запрос, — уже более миролюбиво закончил он.
— Не пойду! Я простыну, голос потеряю на холоде и петь не смогу.
— Видал? — обратился он к кому-то за ее спиной. — Голос потеряет! На курорт приехала!
Тут только она обернулась и заметила у печки военного в белом полушубке. Он сидел, заложив ногу на ногу в мохнатых пимах, и держал на колене шапку-ушанку.
— За что срок получила? — строго спросил он.
— Ни за что!
— Ну, это ясно — ни за что, ни про что, старая песня! А все-таки, в чем обвинялась?
— По наговору, я ни в чем не виновата! Военный даже засмеялся и покрутил головой:
