С вечера всем этапникам приказали быть готовыми к утренней отправке. Дежурный лейтенант, по прозвищу Карлик Нос, зачитал дополнительный список — еще несколько «контриков», в том числе и космополитка Соболь. Уголовниц всего четверо, с большими сроками, с двумя — тремя судимостями каждая. Но это только из Надиной камеры, а сколько их, этих камер? Одному Богу известно…
До последней минуты в суете сборов она ни разу не вспомнила о доме, а вспомнив, затосковала, горько, без слез. Ей живо представилось, как мать придет с передачей, а ей скажут:
— Выбыла на этап!
— Куда же? — похолодев, спросит мать.
— Неизвестно!
А если и известно, то не скажут. Там не церемонятся. И пойдет она, обливаясь слезами, ожидая, когда станет известно, где скитается ее единственная дочь.
Но гудяще-снующая камера не располагала к слезливым размышлениям. Заключенные, объявленные в списке на этап, метались по камере, отыскивая свои ложки, кружки, расчески и прочие убогие пожитки. Остающиеся поспешно прятали свое, чтоб ненароком не прихватили отъезжающие. Роза с мрачным видом сворачивала самокрутку и смотрела, как Надя коленом запихивает в холщевый мешок свое немудреное барахлишко.
— Говорю тебе, херовину ты затеяла, — пробасила она и глубоко затянулась.
— Наверное, только теперь поздно! Изменить ничего нельзя.
— Можно! Смастерить мастырку и закосить. Да ведь ты не захочешь, — с сожалением сказала Роза.
Потом она обернулась в свой закуток и позвала:
— Муха! На цырлах!
Тотчас к ним подскочила молодая блатнячка с хитрыми, вороватыми глазенками, которые она с ходу запустила в Надин мешок.
— Ну, ты! — перехватив ее взгляд, отстранила ее рукой Роза.
— Я вот чего! Тебя тоже на этап вызвали. Присматривай за артисткой, чтоб все в ажуре было.
— Шестерить не стану, пусть не надеется, — бойко отбрила Муха.
— Да кто тебя просит шестерить, дура! Я говорю, помоги ей, она по первой, многого не знает, что и как! Человеком надо быть! — угрожающе повысила голос Роза.
— Человеком? Это хоть сто порций! — оживилась Муха. — Это всегда пожалуйста!
— И вот еще; коли где встретишь Короля, скажи ему, если он, подлина… — и дальше пошел уже совсем нецензурный разговор.
Надя поморщилась и отвернулась.
— Привыкай, другого не будет, — недобро сказала Роза и отошла.
— Говори, чего помочь? — предложила Муха.
— Тебя как звать-то? — спросила Надя.
— Звать? Меня? — удивилась Муха. — Ну, Зойка, а что?
— Ничего, просто имя у тебя ведь есть.
— Смотрю, вещей у тебя много, давай помогу нести. «Далеко занесешь, не найду!» — подумала Надя, умудренная горьким опытом, но обижать Муху не хотела и сказала:
