.
Немного раньше я писал о том, что большинство язычников, по-видимому, вовсе не задумывались о какой бы то ни было загробной жизни. Христианские учения о небесах и аде для этой аудитории должны были казаться совершенно новыми. Но именно пропаганда чего-то нового подчас особенно эффективна. Она ставит новую проблему, а затем ее разрешает, создает новую потребность – и сама же ее удовлетворяет. Артур Дарби Нок замечал в своем классическом труде об обращении: «Дело пророческой религии – создать у людей более глубокие потребности, а затем их удовлетворить»[157]. Или, как писал позднее Рамси Макмаллен: «Христианство говорило о чем-то новом и пугающем – о Боге, готовом целую вечность жечь их в огне просто за их образ жизни… Пламя ада сделало для освещения христианства не меньше, чем свет Благодати». И действительно: «Мы видим, как эти ужасы используются в качестве главного, если не единственного аргумента для обращения»[158].
Ужасы ада могли быть аргументом, однако именно чудеса делали этот аргумент убедительным. Бог показал и продолжает показывать, что действительно способен противостоять боли, страданию, несчастьям. А всякий, кто встанет на сторону его врагов, впоследствии за это поплатится. Или – как, говорят, заявили несколько христианских мучеников толпе язычников, выволокших их на арену для мучений и казни: «Вы осуждаете нас, а Бог осуждает вас»[159]. Страдания мучеников длились минутами, самое большее – часами; но страдания их мучителей будут длиться целую вечность.
Ужасы ада могли быть аргументом, однако именно чудеса делали этот аргумент убедительным.
Об этом говорил один из первых известных нам христианских мучеников, Поликарп, епископ города Смирны, во II веке. На угрозу мучениями и смертью этот верный христианин отвечал, что иной выбор будет для него куда страшнее: «Проконсул сказал ему: “Если диких зверей ты презираешь – что ж, я сожгу тебя на костре, если не раскаешься”. Поликарп отвечал: “Ты угрожаешь мне огнем, который горит лишь час, а после угасает; но не ведаешь ты об огне грядущего суда и вечных мук, о том огне, что уготован безбожникам”»[160].
Быть может, такая готовность идти на боль и на смерть, какую проявляли мученики, также способствовала убедительности христианства? По крайней мере, именно так считали некоторые раннехристианские писатели.
Иустин Мученик заслужил свою «фамилию» тем, что стал одним из первых христианских интеллектуалов, приговоренных к смерти за убеждения. В одном из своих писаний, говоря о собственном обращении, Иустин указывает: именно христианское мученичество убедило его, что христианам стоит верить
