Лера поколебалась несколько секунд и, поймав меня на слове, предложила:
— Если право выбора за мной, давайте поедем в театр. Там идет новая постановка — «Волшебная флейта» Моцарта. Совершенно случайно у меня оказались билеты.
— Совершенно случайно? — С подковыркой спрашиваю я.
— Абсолютно, — ответила Лера. Ее глубокие глаза серьезны и правдивы.
Соглашаюсь. Почему бы нет? В театре я не был несколько лет.
Спектакль оказывается интересным, необычным по стилю и поставленным на современный лад.
Слушая музыку, переплетающуюся с монологами актеров, продолжаю посматривать на девушку. Видимо, она обладает хорошо развитым образным мышлением. Ей явно нравятся мистические сказки. Девушка ощущает себя Паминой рядом с Тамино…
Неожиданно закрадывается мысль: Лера пригласила меня в театр не случайно и отнюдь не спонтанно. Это явно «домашняя заготовка». И сейчас она, в свою очередь, незаметно наблюдает за мной, моей реакцией и делает свои выводы. Как говорится в одной, далеко не волшебной сказке: «миллион за твои мысли…» Хорошо бы соответствовать ее чувствам и иметь на это время, учитывая мою непредсказуемую работу.
* * *
Спектакль закончился. На улице только что прошел дождь. Выйдя из театра, идем по мокрой улице, освещаемой фонарями и яркими фарами летящих навстречу машин. Предполагается, что я провожаю девушку до остановки, но ее мы давно прошли, по молчаливому обоюдному согласию сделав вид, что не заметили. Разговор крутится около волшебной немецкой сказки.
— Есть легенда, что ранняя смерть Моцарта связана именно с «Волшебной флейтой», — говорит Лера, — его убили масоны за то, что он вывел на сцену, и этим рассекретил тайные ритуалы братства вольных каменщиков.
Я пожимаю плечами. Спорить не хочется, тем более, когда у Леры так горят глаза. Хотя мне, в свое время, довелось читать один документ из архива, в котором было прямым текстом сказано, что заказчиком оперы является «венская ложа» … Но я лишь пожимаю плечами и улыбаюсь. Мне хорошо рядом с этой удивительной девушкой.
— Понимаю, что это сказка, но то, что Тамино влюбился в портрет, кажется мне слегка притянутым за уши, — говорю я, — портрет — это всего лишь внешность. А влюбляемся мы, прежде всего в характер, ум, душу. Ничего этого в портрете быть не может.
Лера вдруг поворачивается ко мне, некоторое время пятится, испытующе глядя в глаза, и неожиданно предлагает:
— А поедем ко мне!? Дома спокойнее, уютнее, нет чужих ушей и зорких глаз.
