— Три месяца, — растерянно повторяю я.
— Рассказывать подробнее?
— Ясное дело!
— Нужно поучаствовать в эксперименте. Думаю, когда все закончится, ты сам скажешь мне спасибо. Поверь, ты станешь другим человеком.
— Что. Нужно. Сделать, — повторяю я, чувствуя, как сердце срывается в галоп и жар приливает к щекам. — Какие риски? Что за эксперимент?
На ум приходит лаборатория, тело, распятое на кушетке в окружении вивисекторов со скальпелями. Ну а о чем еще тут думать?
— Тебе в мозг инсталлируют нейросеть. Не дергайся, это не связано с циркулярными пилами, сверлами и прочим в этом роде, никаких фильмов ужасов. Повторяю: инсталляция, а не имплантация, то есть нет прямого физического вмешательства. Дальше — полевые испытания, и в это время мы будем следить за изменениями твоего состояния. Поверь, ты не один такой бесценный, ты даже не в первой десятке. Риск повредиться рассудком минимален, хотя он и есть. У большинства все просто успешно. У подавляющего большинства, — подчеркивает она. — Но не у всех, именно поэтому предложение кажется таким, хм, выгодным. Мы платим этим за риск, понимаешь?
Она достает тонкую сигарету, щелкает зажигалкой, и мои ноздри щекочет табачный дым. Потом Зара обращается к Бороде:
— Сними с него наручники, пусть мальчик передохнет.
Начала играть в доброго полицейского — ладно, пока мне это на руку. Пока мои запястья освобождают от железных колец, Зара продолжает:
— Так вот, тебя отправят в место, которое называется Островом, где можно… скажем — просто жить. Там ты не будешь ограничен в перемещении, у тебя будет оружие, инструменты и товарищи, которых сам выберешь. А главное, через три месяца ты сможешь вернуться, с другим именем и паспортом. Ника Райта больше не будет, а кем ты станешь — выбирать тебе.
— Мне нужны подробности и время подумать, — решаю я.
Она смотрит на меня пристально, выпускает струйку сигаретного дыма и сдержанно кивает:
— Хорошо, но лишь до завтра. Утром я принесу контракт, и ты ознакомишься с деталями. Это все.
Будто мгновенно забыв обо мне, она встает, подходит к окну. Становится против света, и теперь я не вижу ее лица, лишь силуэт в темном пиджаке и обтягивающей серой юбке чуть ниже колен.
Голова кружится от воздуха свободы, ворвавшегося в открытую форточку, и я вдыхаю его полной грудью. Впервые за много дней у меня появляется какая-то надежда… хотя пока еще совсем непонятно – надежда на что?
