Он считал, что талант должен быть направлен людям, а потому не может быть эгоистичным. Такое в жизни бывает, но не это следует восхвалять. А стихи Гарика в этом смысле перекликались со стихами известного поэта Григория Поженяна, с которым Жене тоже довелось как-то идти по набережной и слушать его хрипловатый голос. Поженян в стихах о дереве писал, что есть такое дерево, которое никому ничего не даёт, ничем не радует, но растёт, потому что оно есть.
С этим Женя никак не мог согласиться, считая, что, во-первых, каждое растение имеет в мире своё назначение и потому бесполезных растений нет. Так же точно и человек: каким бы плохим он ни был, но всегда в нём есть что-то хорошее, что может оказаться полезным другим людям, надо лишь уметь это хорошее открыть, быть может, даже для него же самого. Но рекламировать в поэзии или других видах искусства бесполезность, как возможный способ существования, Жене казалось абсолютно неправильным.
Вспоминался ему и краткий переход по набережной с Андреем Вознесенским, во время которого он читал известнейшему в стране поэту своё поэтическое обращение к нему:
Простите, Андрей Вознесенский.
Я тоже пишу стихи,
у Вас не сдираю ни строчки,
но нравится мне Ваш стиль —
такой размашистый, прочный.
Словно конь, закусив удила,
мчит по пашням,
а Вы слегка,
поводья бросив,
швыряете взгляд
то в зиму, то в осень.
И где ни вздохнёте,
там рифма падает.
Следующая не напротив,
а где-то рядом.
И стих Ваш мечется,
но сквозь него
падает кречетом
конская дробь.
Вот эти последние слова «падает кречетом конская дробь» отметил в качестве удачных большой поэт, не сказав ничего обо всём остальном. Но Жене важно было высказаться о своих чувствах благодарности популярному поэту, который, несомненно, тут же забыл и этого провинциального автора и сунутый ему в руки листок с никогда не прозвучащими стихами.
Другое дело встречи с другим известным поэтом Сергеем Островым, над которым его друзья подшучивали, говоря, что каждый его шаг — это шаг в историю. Знакомясь в доме творчества с Островым, Женя чуть не попал впросак, полагая, что имя отчество поэта Сергей Гордеевич, как было написано в эпиграмме Игина, которую Женя хорошо знал:
«Я парень, в общем, с головой,
Сергей Гордеич Островой».
Женя так и хотел обратиться к Островому при знакомстве, но кто-то успел услышать это обращение раньше и расхохотался, объяснив, что отчество Острового Григорьевич, а поэт-сатирик назвал его Гордеевичем в шутку, обращая внимание на заметную гордость собой Острового.
