– Присматривай за Боно, хорошо? – сказала она. – Я жду не дождусь первого блога.
Забираясь на заднее сиденье, она не переставала плакать.
Я поднялась в квартиру. Боно уже вернулся в свое укрытие. Без Лидии комната была пустой.
Остаться одной в Нью-Йорке оказалось сложнее, чем я думала. Я чувствовала себя уязвимой, ненужной, с истекшим сроком годности – как бездомная кошка. Из-под кровати на меня светила пара прожекторов янтарного цвета. Я ему не нравилась. Если подумать, то он тоже был не тем котом, которого я бы выбрала. Но Лидия полюбила его, и у него была сила духа. Может быть, мы с котом сможем поддержать друг друга и построить новую жизнь вместе. Даже если ничего не получится, меня будет кто-то ждать дома.
– Что ты об этом думаешь, Боно? Ты, я и большой город. Попробуем?
Прожекторы подмигнули мне.
Я вынула ноутбук из чехла и поставила его на маленький столик у камина. Уже в который раз я задумалась, почему столько людей думает, что они хотят быть писателями. В плане общения в коллективе профессия писателя сопоставима с профессией смотрителя маяка. Во время работы над книгой хорошо, если мне удается пообщаться хотя бы с одним человеком в день, и, как правило, это бариста. Как только мой стакан, пригодный для вторичной переработки, наполняется необходимой смесью, я бегу домой, чтобы уставиться в пустой экран компьютера. Тогда я придумываю отговорки, чтобы не писать, например иду мыть холодильник, вынимать посуду из посудомоечной машины или охотиться на муравьев.
Писать – это гораздо утомительнее, чем думают многие. Обычно к обеду у меня уже заканчиваются силы, поэтому я иду поваляться в кровати и засыпаю под запись медитации. После этого я смотрю дневные передачи по телевизору с закрытыми окнами, чтобы наша соседка, Хедер, не услышала.
Работа, как правило, получается хуже всего в те дни, когда слова льются ручьем и мне кажется, что я в ударе. Лучшие предложения появляются на свет, простые, как ребенок, после бесчисленной шлифовки.
Ночью я иду спать, мысленно перерабатывая написанные в течение дня разделы. Многие идеи кажутся мне блестящими, но к утру я их забываю. Дружеские отношения временно приостанавливаются. Через несколько месяцев я забываю, как вести разговор. Когда книга наконец появляется на свет и требует рекламы, предполагается, что я внутренне преобразуюсь, превратившись в остроумную, хорошо одетую и общительную женщину.
Но, несмотря на все сложности, жизнь автора расширила мой мир так, как я никогда не могла подумать. Естественно, эти переходы от уборки мусора во дворе до приемов в австрийском замке, где со мной обращаются как с королевской особой, или прогулок по берегам озера Комо с моим переводчиком итальянского языка, не добавляют мне покоя.
