На почте, получив письмо, двинулись было праздно к выходу — желтело уже воображаемое пиво в кружках и сочно пахли сосиски — когда деловито подошли к ним двое плечистых, крепкошеих, с крупными белыми кистями, и один попросил вежливо-медным голосом:
— Ваши документы, пожалуйста!
Советская выездная виза Захара — бело-розовая полоска бумаги с фотографией и надписью по-русски «на постоянное жительство в Израиль» — словно бы развеселила спросившего, человека, по всему, серьезного и даже склонного к мрачной оценке событий. Повертев документ белыми гранеными пальцами, он аккуратно его сложил, сунул в карман и уставился на Захара пристально, но без особого интереса. Удостоверения Додика, Вити и Толика он, как бы прикинув их вес на своей широкой и пухлой на первый взгляд ладони, вернул владельцам.
— Вы пойдете с нами, — сказал он Захару, и Захар вдруг, как удар тока, ощутил страх и смертную, вязкую тоску. Более всего его пугал и угнетал отрыв от его случайных приятелей, и он на миг представил себе на их месте Мышу, и как его уводят от нее. И это еще прибавило боли.
В полицейском участке его вначале, часа на два, поместили в большую комнату, посреди которой стоял стол и два стула. Сидеть Захар не хотел, он бродил по комнате, рассматривая плакаты, которыми были обклеены стены. С плакатов глядели на него террористы и террористки, изображения некоторых из них были аккуратно перечеркнуты крест-накрест: этих, очевидно, уже поймали и они сидели в тюрьме либо лежали в земле. Захар впервые в жизни видел изображения террористов в таком количестве.
Время от времени в комнату входили служащие, все больше в штатской одежде, и Захар, с трудом понимая их вопросы, раз за разом сбивчиво повторял свой рассказ о том, зачем он приехал в Германию, как пересек границу, когда уехал из Советского Союза и почему живет в Австрии. Один из опрашивающих предложил ему почитать арабскую газету, и в ответ на слова Захара о том, что он не знает арабского, недоверчиво ухмыльнулся и покачал головой. Другой, в форме младшего офицера полиции, заметил тоном проницательного следователя:
— Вы ведь прекрасно знаете наш язык. Зачем вы делаете вид, что едва понимаете?
— Я учил в школе английский, — возразил Захар, — и то все уже забыл.
— Все евреи говорят по-немецки! — прикрикнул офицер.
— Но я русский! — оправдался Захар.
— Бросьте! — офицер раздраженно взмахнул рукой. — Вы же едете в Израиль, вот тут написано… — он потряс перед носом Захара бело-розовой советской визой.
