— Вижу, что пришел, — еще повысил голос Николай. От голосового напряжения он стал багров, выгнутые соломенные бровки распрямились и сошлись над переносьем, над синими кругляками глаз в редкой опушке желтых ресниц. — Небось, не слепой!.. Ты кто будешь, тебя спрашивают?
— Ну, Кудайназар, — обронил приезжий всадник и, тронув тугой повод, вновь оборотился к воротам.
— Отвори ему! — указал кому-то Бабенко, перегнувшись теперь внутрь заставы.
Но там уже и без его указаний гремел железным засовом дежурный, прибежавший на стук и выглянувший в смотровое оконце.
— Мне к начальнику, — сказал Кудайназар дежурному и, въехав во двор, спешился у коновязи. Пока он привязывал жеребца, мальчик оставался в седле один. Это ему было приятно, он удобно сел, выпрямился, расправил плечи и поглядывал по сторонам свысока, как будто бы это он был хозяином каурого коня. А солдаты, лузгавшие семечки позади коновязи, глядели поровну на крупного, сильного коня и на крупного, сильного киргиза, приехавшего на этом коне на заставу. Сильный был жеребец, хороший.
— Пошли, Кадам, — сказал Кудайназар и снял сына с седла.
Сплевывая лузгу, стряхивая ее с груди гимнастерки, к коновязи вразвалку подошел Бабенко Иван, брат дозорного Николая и его близнец. Он был на полголовы покороче Кудайназара, но шире в плечах, кряжистей.
— Джорго[3]? — со знанием дела спросил Иван Бабенко и любовно оттянул жеребца ладонью по высокому крупу. — Хороша скотинка… Махнемся?
— Джорго, — помедлив, подтвердил Кудайназар. — Ты здесь давно в долине, урус? У нас коня и камчу не меняют. Дарят, — и резко повернувшись на каблуках, зашагал к дому в глубине двора.
Кадам потрусил за отцом.
— Так подари, я возьму, чего там! — то ли шутя, то ли всерьез крикнул Иван в спину уходившему Кудайназару. Братья любили покричать.
Кудайназар остановился, поглядел на Бабенко без улыбки, разъяснил толково:
— Лучшему другу дарят. Ты мне чужой человек, — и зашагал дальше.
Солдаты за коновязью засмеялись, заговорили все вместе:
— Ну, дал он тебе прикурить!
— Нашел дурака: «подари»!
— Да у него жену легче забрать, чем коня!
Кудайназар, более не оборачиваясь и ничего не разъясняя, переступил низкий порожец и вошел в большую, полутемную в этот час комнату дома. За столом, спиной к низкому, мелкому окну сидел Иуда Губельман, командир. Он сидел, облокотившись о столешницу и уперев подбородок в сцепленные замком тонкие, почти нежные пальцы. У его локтя находились кавалерийская фуражка, надколотая пиала с чаем, огрызок черного от грязи сахара и перевернутая на спину свежая киргизская лепешка.
