О к у н ь. Коля!.. Пойми ты меня. Нас же в одном котле варили, из одного теста замешивали. Если бы здоровье тебе, ноги… Как бы ты стал жить? Сегодня, сейчас?
О с т р о в с к и й. Не береди, Окунь. Так же, наверно. Не могу я в сторонке, не умею.
О к у н ь. Люди живут.
О с т р о в с к и й. Кажется им.
О к у н ь. Эх, браток! Что ты знаешь? Радио, газеты? Трам-та-та-там! Тру-ту-ту-ту! У каждого парада изнанка есть. Не видишь ты…
О с т р о в с к и й. Все я вижу. На своей шкуре испытал! (После паузы.) Слушай, Окунь… Идет ледокол! Ну, «Красин»! Перед ним лед нетронутый. Не пробить! Он — задний ход. И с разбегу! Опять застревает!! Опять крошит! Обратно ему ходу нет: корабли в кильватере. Покорежен весь, в пробоинах, дрянь всякая ко дну липнет. А он — вперед!
О к у н ь. Головой об стену, мордой об стол?
О с т р о в с к и й. Вон ты про что! Но я ведь так просто не сдамся, Окунь! Неужели никому уже не нужен? (Помолчав.) Ты когда едешь?
О к у н ь. Сегодня.
О с т р о в с к и й. Письма мои возьмешь?
О к у н ь. Куда?
О с т р о в с к и й. В Цека и прокуратуру. Или боишься?
О к у н ь (после паузы). Давай.
О с т р о в с к и й. Спасибо.
О к у н ь. Это мне-то?
О с т р о в с к и й. А кому же?
О к у н ь. Эх, парень! (Идет к двери. На пороге.) Держись, браточек! Хоть ты держись! (Выходит.)
Пауза. Островский устало откинулся на подушки. Слышен сигнал подъехавшей автомашины, веселые выкрики: «Дяденька, прокати!» — затем громкий стук в дверь.
О с т р о в с к и й. Входите! Открыто…
Появляется Б а б е н к о. Он в гимнастерке с широким ремнем, брезентовых сапогах. Оглядев комнату, подходит к Островскому.
Б а б е н к о. Островский?
О с т р о в с к и й. Он самый.
Б а б е н к о (протягивая руку). Бабенко… Руки подавать не хочешь? Смотри! Комчванство запишут! (Смеется.)
О с т р о в с к и й. Пишите.
Б а б е н к о. Это ты насчет писанины мастак! Из края звонили. Просили подработать твой вопрос.
О с т р о в с к и й. А он не мой.
Б а б е н к о. Чей же еще?
О с т р о в с к и й. Наш.
Б а б е н к о. Групповщиной пахнет.
О с т р о в с к и й. Да ну?
Б а б е н к о. За чужие спины прячешься? Недостойно ведешь себя, Островский. Стыдно за тебя!
О с т р о в с к и й. За меня стыдно?
Б а б е н к о. А за кого же еще? Склочничаешь, обывательские настроения раздуваешь, на аппарат клевещешь. Это что же выходит? Рабочих на советскую власть натравливаешь? Нехорошо, браток, прямо тебе скажу!
О с т р о в с к и й. Чего хорошего…
Б а б е н к о. Поздновато ошибки признаешь… Наломал дров — надо расхлебывать.
