Его глаза были полуприкрыты: казалось, их задернули шторами.
Итану захотелось взять Чарли на руки, отнести в закрытую часть сада, уложить на траву и позаботиться о нем. Куда только делся гнев, на который он имел полное право?
— Что будешь делать летом? — как можно равнодушнее спросил Итан.
Чарли помотал головой.
— Снова поедешь в лагерь?
— Не могу.
— Почему?
— Папа не разрешает. Даже если я сам заработаю. Видимо, я теперь слишком взрослый. — Он с подозрительным прищуром уставился на Итана. — Слишком старый.
— Сочувствую.
— Да, да… — закивал Чарли.
Он проглотил слезы. Содрогнулся. Итан уже хотел сказать, что это не повод для слез, но в тот миг, когда последние солнечные лучи покинули небо и в саду вспыхнули фонари — от их яркого света веки Чарли затрепетали, — Итан понял по его лицу, какая это огромная потеря.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Ты умный, обязательно найдешь себе что-нибудь.
Страх полностью исчез. Ну разве может этот человек причинить кому-то боль? Тело Итана, как бокал, наполнилось нежностью.
— А ты куда? — выдавил Чарли.
— Никуда. Я здесь, с тобой.
— Да, но ты ведь уедешь. Куда?
— А! — Итан кивнул. — В среду улетаю в Нью-Йорк.
Чарли наклонился к нему и прошептал:
— Только никому не говори…
— Не скажу.
— …Я мечтаю свалить отсюда нахер!
— Ну так свали.
Чарли шмыгнул носом:
— Может, свалю.
— Почему «может»?
— Тебе легко говорить. Перед тобой все двери открыты.
— Перед тобой тоже.
Чарли помотал головой:
— Нет, тут другое. У тебя, Итан… — Он раскрыл ладонь и обвел ею все кругом, тихонько присвистнув. — У тебя есть все. Я знаю, где ты живешь.
Итан выпрямился:
— Не понял?
— Я знаю, где ты живешь, — произнес Чарли беззлобно, скорее — многозначительно.
— Ты обязательно что-нибудь найдешь, — сказал Итан. — Ты можешь делать все, что захочешь!
Чарли потянулся к нему. Итан машинально закрыл глаза и поджал губы. Почувствовал, как пальцы Чарли коснулись его уха, скользнули вниз и замерли на мочке. Он зажал ее между большим и указательным пальцем и потер, как монетку, — на удачу.
6
Казнят священника, раввина и инженера. Священник первым подходит к гильотине, встает на колени и сует голову в дырку. Палач дергает за веревку, но ничего не происходит: лезвие застряло. «Чудо! Божественное вмешательство!» — восклицает священник, и его отпускают. Ладно, теперь черед раввина. Он встает на колени, палач дергает веревку. Лезвие начинает падать, но на полпути застревает. «Барух Хашем! — говорит раввин. — Я спасен!» Наконец к гильотине подходит инженер. Он окидывает ее взглядом, сует голову в дырку, а когда палач уже собирается дернуть веревку, кричит: «Стойте! Я понял, где неисправность!..»
