— Ну, я и дал ему в зубы. — Он продемонстрировал Мэгги свой кулак: мясистые костяшки были покрыты ссадинами.
— Ребят, — сказала Мэгги, — мы же вроде об этом говорили. Помните: про мирное разрешение конфликтов? И как надо вести себя в школе? Вы должны понимать, что я волнуюсь за вас не меньше, чем мама. И вовсе не потому, что это моя работа. Вы мне как родные.
— А мама за нас не волнуется, — вставил Алекс.
— Неправда!
— Правда, правда. Она сама так сказала: я за вас не волнуюсь. У двух ее теток нашли рак. Ну, из-за Чернобыля. Так что у нее без нас хлопот хватает.
— Хм. Ну ладно, — протянула Мэгги. — Я поняла. Но вы себя берегите, лады? Ради меня.
— Это ж не я, это моя болезнь — ОВР, — пожал плечами Бруно. — Ничего не поделаешь.
Тем же вечером, растратив душевные силы на всех значимых людей в ее жизни, но по-прежнему чувствуя себя ужасно одинокой, Мэгги приняла приглашение тети: та звала ее к себе домой поужинать.
У Итана всякий раз находился какой-нибудь предлог, чтобы не ехать в Нью-Джерси — для него это была лишняя суета. Мэгги же ездила к Бекс из солидарности. Хотя тетин образ жизни ей претил, та была неким связующим звеном между ней и мамой. И тоже очень горевала.
Прекратить горевать по такому человеку, как Франсин, было невозможно. Видящая все и ни за что не осуждающая, умная, но не демонстрирующая свой ум, она пожертвовала карьерой ради благополучия семьи — в которой ей была отведена роль модератора, рефери и миротворца. В глазах Мэгги мать была одновременно образцом для подражания и поучительной историей — наглядным примером того, как современный мир видит женщину и на какие жертвы она готова идти, чтобы соответствовать этому образу.
За час до захода солнца — в ту самую минуту, когда Мэгги вышла из метро на 175-й улице, — у тротуара притормозил тетин армейский внедорожник.
— Детка! — завопила Бекс, осыпая ее щеки поцелуями.
У нее была упругое душистое лицо, липковатое от увлажняющего крема с гуайявой. Волосы, убранные в тугой хвост на макушке, слегка подтягивали кожу вверх. Она погладила кудри Мэгги.
— Какие мягкие!
— Спасибо.
— Совсем как у твоей мамы…
— Бекс…
— О-ох, — вздохнула тетя, промокнув ресницы бумажным носовым платком. — Ну вот, опять я расчувствовалась. А ведь у нас такое счастье!
— Счастье?
— Все безумно рады, что ты придешь!
— Все?!
— Ну да, все! Сегодня же шаббат, красавица.
— А-а… — протянула Мэгги. — Я совсем забыла. Только я ведь не одета… — Она опустила взгляд на свои черные джинсы, на которых пару месяцев назад запеклась какая-то гадость из дома Накахара. — Тяжелый был день.
