— Компакт-дисков?! Ты хоть слышишь, что несешь?
— Я сожалею, — (нет, он не сожалел), — но это так.
Мэгги окончательно вышла из себя. У нее было бесчисленное множество причин не любить отца: он был эмоциональным скрягой; он предал мать; своим цинизмом он испортил ей жизнь (как капля мочи в только что наполненном бассейне), но самое обидное — не принимая никакого участия в ее жизни, он продолжал задавать ей форму. Если Мэгги бунтовала, то бунтовала против него. Она намеренно стала его полной противоположностью. Отец был слепком, формирующим ее личность. Или слепком была она? Мама, вот кто смог бы ответить на этот вопрос, она ведь разбиралась в гештальтпсихологии.
— То есть гипотетически, если человек, ну не знаю, например, предал жену, это еще не делает его предателем, так? Потому что самоидентификация — чушь собачья, верно? Мы — это наши желания и порывы, да? Хм-м. Да, я тебя понимаю. Звучит очень умно — и удобно.
Артур увидел свое отражение в оконном стекле за спиной Мэгги: его лицо напряглось. У линии роста волос выступили капли пота. На лбу вздулась мясистая вена. Не прошло еще и часа с момента их встречи, а дочь уже его подловила.
Он открыл было рот — не зная, какие слова из него выйдут, — но тут вернулся официант и поставил на клетчатую хлопчатобумажную скатерть корзинку с темным, восхитительным, некошерным мясом.
10
Пьянство, однажды сказала Франсин Альтер сыну, евреям несвойственно. Она сказала это в 1997 году, когда Итан вдруг стал подростком и в его жизни откуда ни возьмись появились вечеринки: вечеринки в подвалах и гаражах, вечеринки с распитием украденного у родителей пива и саке (саке — единственный алкогольный напиток, который среднезападные профессора держали у себя в барах, но никогда не пили). Любые директивы лучше воспринимаются подростками под видом комментария на остросоциальную тему. Но теперь ему было за тридцать, мать два года как умерла, а он потел в темноте перед домашним баром в коридоре.
Итан схватил чекушку польской картофельной водки и сделал глоток. «Пиггис» он пережил так же, как пережил детство: с опущенной головой. Делая вид, что его не существует. Отец и сестра не разорвали друг друга на куски — нет, пока они только разогревались перед решающей схваткой. То был аперитив, тизер-трейлер к апогею их взаимной антипатии. Оба сейчас спали в своих комнатах на втором этаже. Но он не сможет избегать их все выходные, не сможет игнорировать свое текущее положение. А положение вот какое: он дома.
