- ...Бродский бес...бесспорно гениален, - говорит Миша Вишневский тоном профессора, но заплетающимся языком, - впрочем, он принес б-больше вреда русской поэзии, р-русскому языку, чем пользы.
Тщедушный паренек в очках с толстенными линзами мудро усмехается:
- Почему это?
- А вот давай накатим. - Миша плескает "Московскую" по чашкам. - Сейчас накатим - и я тебе объясню.
Видя, что Миша уже набрался до стадии, когда его тянет объяснять при помощи кулаков, я, выпив первым, слегка меняю направление разговора:
- А мне простая поэзия нравится. Искренняя и простая.
Тщедушный переводит свои линзы с Миши на меня:
- Это кто же простой?
- Да кто... Тиняков, например. Не весь, но лучшие вещи - простые у него и, можно сказать, гениальные.
Тщедушный с минуту глядит на меня как на дурака, а потом объявляет:
- Я не знаю такого. - В его голосе - приговор мне: что я неудачно выбрал пример, а потому не имею больше права ввязываться в разговор.
Остальные молчат. Я понимаю, что и они не знают. Лишь Саша Фомин мученически стонет в алкогольном сне.
- А Рыжего знаешь?
Очки тщедушного переползают с меня на задавшего вопрос Мишу.
- Рыжего знаю, да, но поэтом его не считаю.
- Хм! Интересно...
- Он не поэт.
- Поэт! - вдруг громко и резко (все аж вздрогнули) рубит сидевший до того тихо-мирно парень с миловидным молодым лицом и спортивной фигурой; на вид совсем трезвый. - Он повесился - значит, поэт! Он совершил поступок...
- Если мы по таким критериям будем судить, - тщедушный говорит спокойно и каким-то мудрым тоном, - то и невежу Рубцова в поэты зачислим. Он-то поступков совершил предостаточно...
- Слушай, ты! - шипяще вскрикивает Миша Вишневский. - Ты Рубцова не трогай! Его давно все признали...
- Такие же невежи, как и он сам, признали. Которым от природы не дано настоящую поэзию не то что почувствовать, но и элементарно прочесть. Речевой аппарат, извините, не развит...
Миша подтягивает рукава свитера к локтям. Я торопливо наливаю в свою чашку граммов семьдесят. Глотаю. Встаю и иду к двери. Слышу за спиной Мишино неоспоримо-твердое:
- Сейчас я тебя буду месить, очкарь.
Вот уж точно: "Не выходи из комнаты, не совершай ошибку..." Да, у Бродского есть гениальные строчки...
За поворотом коридора, напротив кухни, живет Шевчена, хотя в последнее время здесь почти не появляется. Стучу просто так, наудачу.
- Да-а! - знакомый крик с той стороны двери.
Открываю:
- Можно?
- О, Ромочка! Заходи!
Шевчена на кровати подстригает ногти на ногах.
