— Есть у тебя деньги?
Дядя бросился было разыскивать в карманах бумажник. Но отшельник остановил его тихим движением руки:
— Нет, не теперь, — сказал он. — Раздавай всегда, везде.
И с этими словами протянул к нему первому крест.
И покойный дядя мой не «отошел скорбяй», как это было с богатым юношей Писания...
Мы торопились выехать в обратный путь. Запоздали мы немного, и нам не пришлось выбраться засветло из окраины сыпучих песков, огибающих все еще страшный по слухам дремучий Саровский бор. Пешие паломники, между которыми, как всегда, было много хилых, слабых от старости, женщин и детей, уже ушли вперед. На монастырском дворе то и дело слышатся грохот отъезжавших экипажей более состоятельных богомольцев.
И наши лошади стояли уже у крыльца гостиницы. Сытые кони наши били оземь копытами, поторапливая своим нетерпением прислугу, разносившую по экипажам дорожную нашу кладь.
К Алексею Нефедовичу, ехавшему верхом и заносившему уже ногу в стремя, подошел старый монастырский служка.
— Еще утресь, — сказал он, — отец Серафим, выходя из церкви, изволил шепнуть мне мимоходом свой наказ, чтобы вы, Алексей Нефедович, не отъезжали вечером, не повидавшись с ним еще раз.
— Проститься хочет старый друг, отец мой духовный, — заметил на это Прокудин и, оборотившись к нам, промолвил: — Пойдемте все со мной.
И вот вся наша семья с отставным гусаром во главе снова потянулась по длинным коридорам монастырского корпуса.
Дверь в прихожую отшельника была открыта настежь, как бы приглашая войти.
Мы разместились молча вдоль стены длинной и узкой комнаты, насупротив дверей внутренней кельи.
Последний, замиравший луч заходившего солнца падал на выдолбленный из дубового кряжа гроб, уже десятками лет стоявший тут в углу на двух поперечных скамьях. Прислоненная к стене, стояла наготове и гробовая крышка...
Дверь кельи беззвучно и медленно отворилась. Неслышными шагами подошел старец к гробу. Бледно было его, бескровное теперь, лицо; глаза смотрели куда-то вдаль, как будто сосредоточенно вглядываясь во что-то невидимое, занявшее всю душу, весь внутренний строй человека. В руке его дрожало пламя поверх пучка зажженных восковых свечей. Налепив четыре свечи на окраинах гроба, он поманил к себе Прокудина и затем пристально и грустно глянул ему в глаза. Перекрестив дубовый гроб широким пастырским крестом, он глухо, но торжественно проговорил:
— В Покров.
Слово святого старца было понято как самим Прокудиным, так и окружающими как предсказание его, Прокудина, кончины.
