— Десять долларов! — кричит Оскар. — Я слышу больше?
Я жду Хеклера. Сейчас он будет поднимать ставку. Но… он этого не делает! Оскар вдруг стучит молотком.
— Продано за десять долларов, — кричит он. Я просто стою с открытым ртом. Я не ожидал такой ситуации. Вдруг я обнаруживаю, что просто покупаю паршивый кусок ковра за десять долларов. Это ужасно. Но ничего другого не остается, как подойти к Оскару и взять ковер. Я даю ему десять долларов. Потом снова надел ботинок, откуда его вытащил.
— Обманщик! — шепчу я себе под нос.
— Извини, — говорит Оскар. — Кто знает? Может быть, в этом что-то есть.
— Конечно. У меня болит спина, когда я несу домой этот кусок мешковины, — отвечаю я.
И я беру тяжелый ковер и выхожу, сгорая. Я все еще тлею, когда падаю на тротуар. Настолько, что я не замечаю входящего парня, и он врезается в меня в дверях. Я спотыкаюсь и чуть не роняю ковер. Он оборачивается.
— Прошу прощения, — говорит он.
Я готов сделать ему несколько горячих замечаний, когда взгляну еще раз. Я вижу, как он вылезает из большого лимузина длиной в полквартала. Поэтому я изменяю свои замечания, прежде чем открыть рот. Я снова смотрю и понимаю, что он довольно старый рассол, щеголеватый парень с длинной белой бородой, свисающей до пояса. Поэтому я еще больше модифицирую свои замечания.
— Не дави на меня, болван, — смотрит он на меня, и я вдруг начинаю дрожать. Потому что у него есть пара очень темных глаз с блеском в них, как неоновые огни в похоронном бюро. Эти глаза сейчас прожигают дыру в том, что я прочесываю.
— Ты был на аукционе внутри? — спрашивает он очень быстро. Я признаю это.
— Все уже завершилось? — спрашивает он, взволнованный.
Я отвечаю, что да, почти все уже продано. Папочка подпрыгивает на тротуаре, когда слышит это. Он чуть не падает лицом вниз или наоборот, только мисс борода запуталась в моем пальто, и оно поддерживает его.
— Скажи мне, что еще не поздно, — выдыхает он.
Я понимаю, что он, должно быть, один из тех крупных коллекционеров, о которых мне рассказывал Оскар.
— А как насчет ковров? — кричит он мне.
— Боюсь, ковры уже разошлись, — отвечаю я. — На самом деле я сам купил пару ярдов восточной сырной ткани.
Лицо Папочки багровеет, что очень мило сочетается с его белой бородой. Он прыгает вверх и вниз, почти срывая с меня пальто.
— Десять тысяч танцующих демонов! — кричит он. — Я могу опоздать! Прочь с дороги, прочь от высоких, раскаленных, шипящих адских петель!
И он вырывается через дверь на аукцион, чуть не выбивая ковер из моих рук. Я пожимаю плечами, а затем начинаю тащить и тянуть. Нести этот ковер домой — подлая работа. Я иду, стараясь вспомнить то шикарное проклятие, которым разразился тот парень, потому что сейчас я в настроении ругаться. Хуже того, я даже не могу как следует держаться за ковер. Она все время скользит у меня под мышкой, свисает спереди или извивается сзади. В результате я спотыкаюсь о бордюр, иду боком и очень медленно продвигаюсь вперед.
