Потом дверь закрывается, и я остаюсь связанным. Я хрюкаю, стону и борюсь с собой, но не могу высвободить ноги. Наконец я скатываюсь с кровати на пол. Этого достаточно. Я больно расшибаю голову, но развязываю узел. Шатаясь, я спускаюсь к телефону и смотрю на номер штаба артиллерии. Я звоню, но никто не отвечает. Тогда я решаю позвонить в полицию — пока не вспоминаю, что этот невидимый костюм — военная тайна. Кроме того, будет звучать не очень-то хорошо попросить полицейских преследовать невидимого человека в полночь. Так что остается только одно. Паккард Гэллстоуна еще стоял снаружи. Футци конечно же уехал на другом автомобиле.
Я с трудом сажусь в машину, у меня болят ноги, но мне совсем не трудно разогнать машину до девяноста в час. Когда я думаю о том, как этот невидимый маленький японец крадется и пытается убить Горгонзолу и украсть его планы, я знаю, что нельзя терять времени. Ровно через семь минут я подъезжаю к старому пункту назначения. Заведение темное, но открытое, и я очень быстро поднимаюсь по лестнице на второй этаж. В кабинете горит свет, дверь открыта. Они внутри — и я вижу по открытой двери, что Футци с ними. Невидимый. Я на цыпочках вхожу и заглядываю внутрь. Вокруг стола сидят четыре персонажа, и это точно.
Горгонзола с ними. Перед ним открытый портфель, и он говорит очень быстро. Но я единственный, кто видит, что за ним. Это неподвижно висит в воздухе, но готово к действию. Большой черный револьвер в руках невидимого японца. Я бросаюсь в дверной проем и хватаю револьвер. Криков много, но я держу оружие в руках. Затем раздается настоящий вопль. Естественно, все эти птицы видят только меня, размахивающего ружьем. Они не видят никакого невидимого Футци, и я не могу кричать им, чтобы они искали его. Он может прятаться где угодно в комнате, и никто его не заметит.
Поэтому я просто разворачиваю пистолет, направляю его в идеальное яблочко и стреляю в Футци. И именно так я сохраняю военную тайну.
* * *
Левша Фип перестал размахивать сельдереем и сунул его в рот.
— Теперь я понимаю, почему ты расстроился, когда я сказал, что не вижу тебя, — сказал я. — Должно быть, у тебя был большой опыт по этой части.
— Конечно. Но теперь все в порядке. Горгонзола дал артиллерийскому отделу свою новую химическую формулу невидимости, его жена дала Гэллстоуну свободу, а я дал этому маленькому японскому шпиону свинцовую пилюлю.
Я закашлялся.
— Насчет того случая с японцем, — сказал я. — Меня беспокоит только один вопрос.
