— Возможно, слишком жарко будет для этой группы, — скорбит Пфайффер.
— Толпа будет сходить по тебе с ума, — обещает Буги.
— Вот этого я и боюсь, — говорит Пфайффер. — Кроме того, по моему следу идут люди, которых я не хочу искать.
— В чем дело, ты должен деньги за кларнет? — спрашивает его Буги.
— Nein. Инструмент я сделал сам давным-давно, — говорит Пфайффер. — И это не кларнет.
— Я задаюсь вопросом об этом, — говорит ему Буги. — Это совсем не похоже на американский инструмент, но звучит похоже.
Пфайффер улыбается.
— Я могу заставить это звучать, как многие вещи, — отвечает он. — Но сегодня у меня не получается. Положительно!
Ну, я вижу, что отличная возможность ускользает, поэтому подхватываю весло.
— Ты должен играть, Пфайффер, — возражаю я. — Такой шанс выпадает раз в жизни. У такого молодого паренька, как ты, должно быть большое будущее.
— Ты ошибаешься, — говорит он. — Я не так молод и не такой уж паренек, и у меня большое прошлое. Но если люди, идущие по моему следу, поймают меня, у меня вообще не останется будущего.
— Как они узнают? — говорю я ему. — Все, что тебе надо делать, это выступать на нескольких номерах с большим оркестром. Никто тебя даже не заметит.
Я ошибаюсь. Я узнаю это той ночью.
В конце концов мы уговариваем Пфайффера не уходить, а в восемь вечера влетаем в Тигровую комнату и ведем его к Лу Мартини, который уступает ему место в оркестре. Потом мы с Буги садимся за столик и заказываем пару гамбургеров, дожидаясь начала танцев. Я оглядываюсь вокруг и поражаюсь. Тигровая комната находится в самом центре города — у некоторых посетителей целых шесть подбородков, а большинство парней одеты в смокинги почти так же хорошо, как официанты. Там много старых светских помидоров и целая банда дебютантов. Я начинаю немного беспокоиться, так ли хорош этот Пфайффер, как мы думаем, потому что, судя по виду этой толпы, они не хотят ничего, кроме лучшего. Если они танцуют, то оркестром должен руководить хотя бы святой Вит.
А на платформе тощий Пфайффер со своим старым потрепанным кларнетом, в костюме, который надевают на манекены, когда хотят их сжечь. Его большие круглые глаза закатываются, он выглядит испуганным и нервным. Он продолжает смотреть на столы, как будто боится увидеть привидение или свою тещу. Затем я вижу, что они готовы начать. Перед тем как Мартини выходит, чтобы возглавить группу, он останавливается у нашего столика и бросает на стол пачку бумаг.
— Это наш контракт, — говорит он мне. — Если ваш человек будет сегодня хорош, мы его подпишем.
