Подходит к нему стриженый карапуз и совершенно спокойно говорит:
- Таграй, давай друг друга за волосы таскать.
Посмотрит на него Таграй, отвернется и уйдет.
Однако Таграй недолго оставался верен себе. Однажды он пришел ко мне и молча сел рядом.
- Может быть, Таграй, что-нибудь хочешь спросить?
- Да, отрезать волосы!
- Хорошо. Давай, Таграй, я тебя сам остригу!
Я быстро остриг сто. Схватив прядь своих волос, он быстро выбежал из комнаты. Криком и шумом встретила его ватага школьников.
Весть об "изуверстве" таньгов вскоре облетела все побережье. Чукотский устный телеграф заработал вовсю. Первым сообщил об этой новости больничный сторож Чими. Бросив службу, Чими побежал в ближайшее стойбище.
Нельзя было поверить тому, что рассказывал Чими. Ведь в школе находится Панай! Что же она, спит все время там?
Весть о "порче" детей проникла далеко вглубь тундры. Об этом заговорили все - даже те, кто не имел в школе детей. Зашевелились шаманы. Теперь они не ручались за спокойную жизнь детей в "таньгиных ярангах".
Наутро прискакали на собаках взволнованные чукчи. Для меня это не явилось неожиданностью. Как только чукчи начали съезжаться, я вместе с Панай ушел к себе, распорядившись, чтобы все приезжие собирались в школьном зале.
Когда все собрались, мы с Панай вышли. Нас встретило холодное молчание.
Первым начал говорить я сам, стараясь повлиять и на родителей, и на Панай. Панай я удержал от выступления с тем расчетом, чтобы оно прозвучало заключительным аккордом. Но в то же время меня страшила мысль: что, если перепуганная таким серьезным событием Панай вдруг изменит свою позицию?..
Я спокойно объяснил чукчам-родителям, что мы ничего плохого не сделали, мы остригли детей не насильно, а предварительно по-хорошему договорились с Панай.
- Вот она здесь сидит. Все, что я говорю, я не выдумываю. Язык Панай все вам подтвердит.
Панай посматривала то на меня, то на приезжих, явно обеспокоенная. Она была уже не в нашем сером платье и не в той меховой кухлянке, которую мы сшили для нее. На ней был старый меховой комбинезон, в котором она прибыла на культбазу. Панай считала, что наши костюмы для столь серьезной беседы были ей не к лицу и что в нашей одежде к ее словам отнесутся с недоверием.
Она вытащила голую руку из комбинезона и, размахивая ею, начала свою речь.
Она подтвердила, что я сказал правду; потом сказала несколько слов в свое оправдание, а затем из оборонительного положения перешла в решительное наступление:
