Мы, советские работники, прибыв на Чукотку, естественно, вступили в борьбу с этим ужасным обычаем.
И вот рядом с нами произошел страшный случай: мы проглядели смерть Панай. Нашу помощницу, нашу Панай, к которой мы все успели привязаться, задушили ее ближайшие родственники, которые любили ее никак не меньше, чем мы.
Как же это случилось?
Однажды во время очередных каникул Панай уехала к себе домой. Там она сильно заболела, и когда ученики после каникул возвратились в школу, она осталась в яранге.
Я выехал ее навестить. Она была очень больна. Мое предложение отвезти ее в больницу не вызвало сочувствия ни со стороны самой Панай, ни со стороны ее ближайших родственников.
В один голос они заявили, что в таком состоянии Панай на нарте не доехать. В их суждении, как мне показалось, был резон. Я вызвался прислать ей врача.
Панай согласилась. Но не успел врач выехать, как примчался гонец и сообщил, что врача не надо: Панай задушили. Ей было очень тяжело, и чукчи решили помочь Панай умереть.
Однажды в одном из стойбищ, прилегавших к культбазе, я встретил больного старика, которого должны были задушить. Я уговаривал старика полечиться у нас в больнице, но он упорно повторял:
- Поздно! Я дал слово! Мне нельзя больше жить. Люди мои устали от того, что я живу с ними.
Однако в результате долгих уговоров и просьб старик согласился лечь в больницу. Это был первый случай нарушения обычая в районе культбазы.
В больнице сняли со старика грязные, засаленные шкуры и положили его в "железную лодку" с водой - в ванну. Сиделки помыли его, надели чистое белье и халат. Старик был смущен.
- Может быть, я уже умер? - спрашивал он, ощупывая себя.
Кругом нет ничего, что напоминало бы о земной жизни: и шкур не видно, и пища иная, и люди не те, что окружали его много десятков лет.
Старика ведут к врачу.
"Хорошо, что он тоже старик. С таким не совестно разговаривать", думает больной, глядя на врача.
- Почему он не острижен? Кому нужны его космы? - сердится Модест Леонидович.
- Он не разрешил, - отвечает сиделка.
Старик объясняет врачу, что стричься ему никак нельзя, потому что духи на него будут тогда очень злы и ему станет худо.
- Вот говорили, что и учеников стричь нельзя. А они все острижены, убеждает врач.
"Ничего не понимает этот русский доктор!" - думает старик.
Он обводит присутствующих взглядом и видит бритые головы. Врач настаивает.
"Не сам я хочу стричься, а белый доктор вынуждает", - мысленно оправдывает себя старик.
