- Скажи, Лили, ты когда-нибудь целовала мужчину? - вдруг спросила Герда.
Лили замерла. Ее кружево медленно опустилось на колени. Вышло так, что вопрос сорвался с уст Герды против ее воли. Она никогда не задавалась этим вопросом раньше, потому что Эйнар всегда был сексуально неуклюжим и не проявлял инициативы. Но Герда никогда не чувствовала такую тоску. Без Герды Эйнар никогда бы не нашел Лили.
- Может, Хенрик был первым? - спросила Герда, - он первым поцеловал тебя?
Лили подумала об этом, и её брови взлетели вверх. Через половицы был слышен просаженный картофельной водкой голос моряка. “Не ври мне”, - кричал он, - “я знаю, когда ты мне лжешь!”
- В Блютус, - начала Лили, - был мальчик по имени Ханс.
Герда впервые услышала о Хансе. Лили рассказывала о нем с упоением, держа в воздухе прижатые друг к другу ладони. Казалось, словно она находилась в трансе, рассказывая Герде о его трюках на древнем дубе, нежном голосе и воздушном змее в виде подводной лодки, который утонул в болоте.
- И ты ничего не слышала о нем с тех пор? - спросила Герда.
- Я знаю, что он переехал в Париж, - сказала Лили, возобновляя вязание крючком, - он арт-дилер, и это все, что я знаю. Он предлагает искусство американцам.
Затем Лили встала и пошла в спальню, где Эдвард VI рычал во сне, и закрыла за собой дверь. Через час Эйнар вернулся так, словно Лили вовсе не появлялась. Кроме запаха мяты и молока все было так, словно на самом деле Лили никогда не существовало.
Через две недели ни одна из картин Герды так и не была продана. Герда винила в отсутствии успеха экономику. Со времен великой войны прошло семь лет, и датская экономика умирала, задыхаясь от спекуляций. Герде не удалось удивить и проявить себя. Они с Эйнаром поженились, и его репутация мешала ей. Эти маленькие темные рисунки болот и штормов, некоторые из которых были нарисованы не более чем серой краской на черном фоне, приносили ежегодно все больше и больше крон. Тем временем Герда не зарабатывала ничего, кроме одноразовых выплат от корпоративных директоров. Она написала личные портреты Анны и слепой женщины у ворот Тиволи, а теперь и Лили не осталась незамеченной. Но в конце-концов, кто будет обменивать работы Герды, смелой американки, на работы Эйнара, утонченного датчанина? Какой критик во всей Дании, где художественные стили девятнадцатого века до сих пор считались новыми и сомнительными, посмел бы похвалить ее стиль? Так чувствовала Герда, и даже Эйнар признал, что это может быть правдой.
