Та ночь была тёмной и бессонной. Дождь как начался с вечера, так и не прекращался до утра. Он барабанил по крыше, по стекольцам дворца. Дождь был холодным, обещая в недалёком будущем снег и морозы.
Молодой князь Иван так хотел увидеть Глашу, но она с вечера уехала в деревню и вернётся на той неделе. А как он нуждался в ней в эту ночь, в утешениях её…
Мысли к нему приходили тревожные. Они бередили душу.
Как скоротечно время! Казалось бы, только вчера они с Санькой гоняли голубей, была жива мать, великая княгиня Мария.
И вот год за годом минуют, как ушла из жизни мать. Женился Санька, и Настёна у него пригожая. Скоро, поди, дети пойдут у Александра, сына Гаврилы. Верно, пора бы и ему, молодому князю Ивану, семьёй обзавестись, да ныне не до того. Отец, великий князь Иван Васильевич, собрался вступить в брак с греческой царевной Софьей.
Может, конечно, для Московской Руси и польза великая от такого брачного союза, как говорит владыка, митрополит Филипп, но какова жизнь у него, Ивана Молодого, будет? Не станет ли Софья козни творить?..
К утру забылся и сон увидел. Будто день ясный, солнечный и он, Иван, оказался в чьём-то доме. Хозяева его привечают, потчуют. Целую посуду жареного мяса на стол выставили, а хозяйка ещё пирог с ягодами несёт.
Однако это не хозяйка, это Олеся. Льнёт она к Ивану, шепчет: «Что же ты, княжич, позабыл меня?»
Иван хотел сказать ей, что помнит. Чуть отстранился, а глянул — не Олеся это, а Глаша…
На том и пробудился.
Открыл глаза, прислушался. Дождь вроде прекратился. Подумал: к чему бы сон такой?
Выйдя на Красное крыльцо, князь Иван Молодой увидел блестящую от дождя соборную площадь, пустующую паперть Благовещенского собора, редких прохожих.
Чуть ли не рысью протрусил чернец в рясе и клобуке, проковыляла старуха-нищенка — эта первая сядет с деревянной чашей на ступени собора, проехал безоружный гридень — только и того, что саблей опоясан.
Князь Иван спустился с крыльца, пересёк площадь и вошёл во дворец митрополита. Старый монах, исполняющий при Филиппе роль дворецкого, провёл князя в приёмную, промолвив:
— Владыка в церкви домовой, подожди, сыне. Сел Иван, пробежал глазами по полкам с книгами.
Не услышал шагов Филиппа, от голоса вздрогнул:
— Что привело тебя, сыне, в столь ранний час? Голос у митрополита тихий, ласковый. Сели.
— Отче, исповедуй меня, душа терзается. Червь гложет её.
Филипп изучающе посмотрел на молодого князя.
— Что за тревоги в тебе? — Потеребил нагрудный крест. — Какие вины чуешь за собой?
