Молодости же у него просто не было, словно сразу из беспечной юности шагнул в мудрую зрелость. Вот тогда и пригодились дедовы советы.
Раньше беззаботное веселье было нормой, теперь едва ли удавалось посвятить ему крохи от целого дня. Но Лоренцо старался, чувствуя, что иначе жизнь потеряет существенную свою часть. Он писал шутливые поэмы, озорные стихи и наставления друзьям.
Вот и теперь, когда принесли сообщение от хозяина Фаэнцы, Великолепный кивнул гонцу:
– Подожди минутку, я сейчас письмо отправлю и прочитаю то, что ты привез. Или это срочно?
– Нет, милорд. Просто мне нужен ответ. Я подожду.
– Иди, тебя пока накормят.
Лоренцо дописал последнее четверостишье шутливого наставления влюбленному приятелю:
…Упрямице в любви клянись,
Чтоб уломать скорей,
Но только не женись
И не плоди детей!..
Со вздохом запечатал послание и взялся за привезенное из Фаэнцы. Что ж, шутке минутка, а делам все остальное время – такова судьба Медичи.
К счастью, в письме не было никаких неприятных известий, только просьба принять у себя кондотьера Джанбаттисту Монтесекко, чтобы посоветоваться по поводу устройства земельных дел в Фаэнце, вернее, предупреждения возможных споров после смерти нынешнего главы, который при смерти.
Лоренцо невольно проворчал:
– Крещу уже каждого второго ребенка во Флоренции, на свадьбах не бываю разве что в деревнях в горах, да и то у вдов и вдовцов. Осталось только разбираться с завещаниями…
Да, с одной стороны, это статус Хозяина города, с другой – страшно обременительно. Если Великолепный во Флоренции, то всякий день либо крестный отец, либо почетный гость, либо милостивый судья. Отец Отечества, а ведь ему и тридцати нет.
Конечно, он согласился принять прославленного кондотьера, о чем и написал в ответ. Запечатав листок сургучом, Лоренцо на миг замер. Что, если перепутать письма и отправить шутливое стихотворение Монтесекко? Понял бы он шутку или обиделся?
– Поживем – увидим, – решил Великолепный, и позвал едва успевшего вгрызться зубами в аппетитную гусиную ножку гонца.
– Где миледи?
– Позирует, милорд. С самого утра, – услужливо пояснил слуга.
Катарина Сфорца и впрямь больше трех часов стояла, терпеливо изображая счастливую новобрачную – Мелоццо де Форли создавал большой картон будущей фрески уже строившегося на Марсовом поле нового палаццо для любимого племянника папы Сикста Джироламо Риарио.
Глянув, как работает художник, Джироламо довольно расхохотался:
– Хорошо, что тебе не пришло в голову заставить меня стоять вот так. Не поздоровилось бы.
