Медичи показал письмо:
– Вы посмотрите на количество людей в его свите.
– Да… королевская свита. Он так боится за свою жизнь? Два десятка монахов и десяток охранников.
– Не считая слуг, которые тоже вооружены. Но посмотрите, кто его сопровождает.
– Архиепископ Пизы Сальвиати.
– Да. – Медичи резко поднялся, отшвыривая письмо. – У которого своя свита немногим меньше. Зачем нам здесь сразу столько монахов? Наверняка вооруженных до зубов.
– Думаете, заговор?
– Не думаю – уверен. И отказать нельзя. Сейчас любой отказ станет поводом для прихода не одного Монтесекко с его наемниками, но и всех, кто на границах Тосканы. В Имоле Толентино, в Тиферно Кастелло… Обложили нас, словно зверя при загонной охоте. Малейший повод – и с места сорвутся все!
Некоторое время он молчал, молчал и Петруччи. Чезаре не был ни трусом, ни глупцом, он понимал, что Великолепный прав, Рим начал на него охоту, смертельную охоту. Но Петруччи не знал, как нужно поступить в такой ситуации. Не для того, чтобы спасти свою шкуру, а чтобы помочь Медичи с честью и живым выйти из положения.
– А я не дам им повода напасть, – вдруг заявил сам Лоренцо. – Мы примем и кардинала тоже. И его свиту. И Сальвиати со свитой. Я буду улыбаться, приветствовать их и даже угощать.
– Отравить? – шепотом поинтересовался гонфалоньер.
– Не-ет… Мои повара прекрасно готовят, все будет на высоте. Надо вынести все, вытерпеть, пока длится этот визит, быть предельно осторожным и не дать повода для нападения. Им же повод нужен, так ведь?
– Наверное, милорд.
– А я не дам такого повода. Встречу всех и каждого и провожу с честью. Даже Сальвиати. Пусть думает, что я надеюсь на примирение с папой Сикстом.
– Вам будет нелегко, милорд.
– Не просто нелегко, но чертовски трудно, но я справлюсь. Зато потом… Но об этом молчите. Дайте свое согласие на пребывание во Флоренции всех, кого они приведут. Для начала им нужен я, а меня они не получат.
– И ваш брат, – снова осторожно напомнил гонфалоньер.
– Да, Петруччи, да. Джулиано придется на время посадить под замок, он способен ввязаться в драку и тем самым погубить себя.
Тяжелый разговор… Но Петруччи был рад одному: провести Великолепного не удалось, он все видит насквозь и сумеет перехитрить врагов. На то он и Великолепный…
Рафаэль Риарио был в смятении.
Этому внучатому племяннику папы Сикста еще не исполнилось семнадцати, но красная кардинальская шапка полгода назад увенчала голову юноши, даже не закончившего обучение в Пизе. Папа Сикст очень любил своих племянников, хотя злые языки болтали, что по крайней мере двое из них – Пьеро и Джироламо Риарио – никакие не племянники, а попросту сыновья понтифика. Поговаривали также, что Франческо делла Ровере до того, как стал папой Сикстом, был весьма благосклонен и к своей племяннице Виоланте Риарио, в результате этой благосклонности, мол, и родился сам Рафаэль.
