— То немудрено, — проговорил Серебряный, — сейчас у турок, ногаев, черкесов, крымчаков другая забота. А ты, Дмитрий Владимирович, дал бы воды студеной напиться!
— Прости, князь, что не предложил. Погоди немного.
Савельев вышел из своего убежища. И тут же столкнулся с Власом Бессоновым.
— Ты чего тут? Я же наказывал…
— Извиняй, воевода, отец молвил, он сам с десятками управится, меня же послал к тебе, мало ли что потребуется. И ведь потребовалось, так? — Влас улыбнулся на всю свою добродушную физиономию.
— Воды из колодца кувшин принеси. И чаши захвати.
— Что еще треба, князь?
— Покуда все.
— Понял, сделаю. А потом только кликни, рядом буду.
— Иди!
Влас убежал, вернулся с кувшином холодной воды и чашами, выставил все на стол, поглядел с интересом на Серебряного. Много о нем слышал на Москве. Известный воевода и вельможа.
Гости напились, поставили на стол чаши, и Серебряный расстегнул ворот рубахи:
— Ну а теперь и поговорить можно. Карта у тебя с собой, воевода?
— Она всегда со мной.
— Стели.
Дмитрий расстелил на столе карту.
— Значит, так, Дмитрий Владимирович, сидению твоему в старом Кельбереке подходит конец.
— И слава богу! Места себе от безделья не находим. По велению государя спешили сюда, как могли, а пришли — делов-то и нет.
— Будут дела. Поначалу доведу до тебя все, что касается предстоящих действий твоей доблестной особой дружины, так почитаемой царем.
Эти слова были приятны Савельеву, но князь сохранял серьезный, сосредоточенный вид.
— Слушаю, Петр Семенович.
— Иван Васильевич, насколько мне известно, довел до тебя происходящее в Великой Порте и Крыму.
— Да, перед выходом сюда довел.
— Ну, тогда я сосредоточусь на последних событиях. Кстати, подчиненная тебе дружина теперь опричный отряд?
— Нет. По крайней мере, пока.
— А пойдешь в опричники?
— Не думал об этом, Петр Семенович, хотя не вижу в установлении нового режима ничего плохого, — ответил воевода. — Этим государь идет по пути централизации власти. И потом, он всегда стоял на стороне народа, к боярам же относился с неприязнью. Не ко всем, конечно, но довольно к многим. И на это у него есть причины. Я видал изменников из среды вельмож, готовых ради собственной выгоды продать мать родную, и в то же время бился вместе с ратниками, что не жалели ни здравия, ни жизни за Государство Русское. Разве не справедливо, что земли изменников изымаются и передаются тем, кто кровно заслужил награду государеву? Вдовам, сиротам воинов, отдавших жизнь за страну? Опять-таки не было бы никакой опричнины, если народ не поддерживал государя.
