Но это не было на самом деле большой проблемой — фотографии неулыбающегося Хендрикса были достаточно удачными и оказались на пользу его имиджу, имиджу замкнутости и сексуальной загадочности.
А с этим проблем не было. В первый раз, как я познакомился с Джими, в Нью–Йорке, на его постели возлежала очаровательная обнажённая девушка и теперь, в первые безрассудные месяцы 1967 года завоевания им Британии, его невероятное обаяние, под которое попадали все женщины, и образ его жизни совершенно подходил его имиджу. Здесь надо сказать, что Джими был очень мягок, был очень тихой и восприимчивой натурой в отличие от его сценического состояния, где он превращался в ощетинившегося, дикого зверя. Но не было пропасти между его личной жизнью и его сценическим состоянием, с точки зрения общепризнанной его сексуальности.
Журналисты, конечно же, описывали сексуальность Джими в терминах его сценического образа — (они едва не промахнулись) — его сексуальный потенциал, имея в виду его гитару, его томагавк, и его ужасающее обращение с этим громадным фаллическим символом, буквально трепещущим в его руках и готовым взорваться в любую минуту. Несмотря на всё это, упоминание о его личной жизни было под негласным запретом, табу. Пока, наконец, журнал «Роллинг Стоун» не вытащил на свет его достопримечательных группиз, предвосхитив дни рок–неореализма, во время которого стало обязательным, особенно в бульварных журналах, описывать с величайшей подробностью сексуальные пристрастия музыкантов, их увлечения наркотиками и пр.
Немного позже, ими же было снято табу и произошло очередное «открытие» Джими, как человека спокойного, разговорчивого, разностороннего, и большинство музыкальных газет не упустило случая напомазать его бриолином. Газеты в это время информировали своих читателей о посещении ими его убежища, лондонской квартиры Час Чандлера, с находившимися там остальными членами группы… Заметки беспорядочные, приводящие в замешательство своими наблюдениями, ведь писали они о свирепом Джими, вступающим в ежедневный бой, вооружённым своей гитарой и голосом, писали о тихом, добродушном, весёлом парне, о том, что вы никак не ожидали услышать… окружённом своими друзьями, отвечающим на вопросы спокойным, но немного нерешительным голосом. В атмосфере веяло «Да, я тоже такого мнения, и вот, что я вам скажу, но я бы не хотел кричать об этом на каждом углу».
Но вот о чём газеты избегали писать, во–первых, что он был в те времена, как я его знал в Нью–Йорке, самодостаточным и, во–вторых, что здесь, в Англии, он встретил очень красивую и очень «особенную» Катю Этчингем.
