Занятия проходили в отдельном здании, более похожем на небольшой театр. Там была сцена, на которой девочки учились делать реверанс, а мальчики — складывать американский флаг. И если звёздно–полосатый хоть немного коснулся бы при этом пола, его следовало тут же немедленно поцеловать или даже сжечь. Мы сидели плотными рядами за деревянными партами, и не дай бог тебе сделать резкое движение, остаток дня ты проводила, стоя в углу, прижимая к спине палку швабры. Никто из нас не избежал дурацкого колпака. Если тебя вызывали, и тебе не удавалось ответить, тебя сажали на высокий табурет посреди сцены в красном остроконечном колпаке, а другие дети начинали петь незатейливую песенку про грустного маленького помидора.
После уроков мы свободно гуляли по старинному сказочно–волшебному саду. Там был огромный пруд, заросший травой с огромными пучеглазыми жабами и благоухающими кустами аниса с целыми колониями божьих коровок. Но больше всего мне нравились большие оранжевые жучки. Я собирала их в стеклянную банку с зелёными побегами и прятала её в кустах шиповника, на следующий день количество жучков в банке моими стараниями ещё увеличивалось. Хоть и стояло жаркое лето, дети не отпускались домой на выходные (так пресекался сам шанс попроказничать), и до самого заката мы все прохлаждались в школьном дворе.
В школе помимо миссис и мистера Марча работали ещё три человека — мисс Оуэн, крупного телосложения, немного прихрамывающая дама. Помню, дышала она с трудом. Носила она телесного цвета чулки, сквозь которые видны были крупные волосы, сплошь покрывающие её ноги, они завивались и местами спутывались в большие сгустки. Её мягкие ладони всегда пахли рыбой, а на среднем пальце сверкал серебряный напёрсток. Ей нравилось прохаживаться на уроке за нашими спинами и бить по нашим невинным головкам металлической линейкой, видимо считая, что сделает нас этим более бдительными и внимательными.
Лиззи, худая как жердь негритянка. Она заботилась о чистоте в доме и с нежностью матери намывала нас раз в неделю в ванной. Сначала Лиззи намыливала меня всю душистым детским мылом, затем ополаскивала тёплой водой, держа в руке гибкий душ. Она называла воду, льющуюся на меня, «каплями дождя».
— Не вертись, малышка, мы с тобой должны поймать все эти капли дождя.
Затем насухо вытирала меня мягким белым полотенцем.
Её муж, Старый Джон, был мастером на все руки, менял разбитые стёкла в окнах и усмирял скрипучие двери. Он был также и садовником, ухаживал за цветами и следил, чтобы всегда земля под ними была тучная. Ну вточь, фермер Джон с картинки из старой книги в своей широкополой соломенной шляпе. (Song of the South).
