Одуванчик: Воспоминания свободного духа | страница 10

Наша учительница, мисс Оуэн, занимала комнату прямо напротив нашего класса, только чуть–чуть подняться по лестнице. Когда на большой переменке, как ей казалось, мы слишком шумно начинали играть, она высовывалась из своего окна на втором этаже и выплёскивала на нас графин воды, мы с визгом разбегались в разные стороны и бежали на пруд гоняться за жабами.

Я уже давно не была дома, но ночные кошмары возвращались снова и снова. Сколько помню себя, я всегда мечтала, чтобы меня похитил какой–нибудь странник, или, чтобы я потерялась на заброшенной пустынной улице. Ещё я жутко боялась темноты. Когда в спальне тушили свет и дети засыпали, мне чудились полчища невероятного размера насекомых, забирающихся ко мне в постель и ползающих по моей подушке. От страха я писалась в кровати. И когда старая миссис Марч прознала про мои мокрые простыни, я была вызвана в её комнату. Лиззи подвела меня почти вплотную к её трону и оставила так стоять один на один с укутанной в меха владелицей школы. Стараясь не встретить её гневного взора, я сосредоточенно уставилась на розоватое пятно на моей фланелевой ночной рубашке. Ни слова не говоря, миссис Марч схватила стакан с водой, стоящий на её ночном столике и выплеснула его прямо мне в лицо. Я застыла ошеломлённая, мокрая, раскаивающаяся и испуганная.

— Я узнала, что тебе нравится быть мокрой, — сказала она.

Затем она сделала жест рукой по направлению к двери и сердито бросила:

— Исчезни.

Мне не суждено было возвратиться в большой дом на Озета–террас. Моя бабушка Джеймс запретила моим родителям жить вместе, и мне предстояло поселиться в новом доме моей матери.

Диана переехала в бунгало двадцатых годов постройки в нескольких кварталах дальше по Сансету. Моя непредсказуемая и сумасбродная двадцатидвухлетняя матушка теперь была предоставлена сама себе, и хотя у неё была я, её четырёхлетняя дочь, это не мешало её опускаться всё ниже и ниже.

Мама проводила почти все вечера в окружении миловидных, преуспевающих вздыхателей. Я каждый раз с религиозным трепетом наблюдала за её перевоплощениями, когда она собиралась вечером в город. Свои белокурые волосы скручивала в легкомысленный хвост, а свои хорошенькие губки намазывала толстым слоем огненно–красной помады. Сто раз поправляя перед зеркалом свои бусы и втирая многочисленными слоями жирный крем в руки, который пах, как свежие туберозы, шла затем в Уникорн проверить там ли Ленни Брюс, или скользила дальше по Сансету до джазового клуба Ренессанс, принадлежащего её другу Мики. Сейчас этот клуб переименован в Дом Блюза в честь Майлза Дэвиса. Изредка она брала меня с собой, и я засыпала прямо там под звуки вызывающих головокружение быстрых джазовых мелодий. Когда же я оставалась дома, то с меня бралось слово, не отвечать ни в коем случае ни на какие телефонные звонки и никому не открывать дверей.