Но вот я услышала рычание отцовского Корвета 1959 года, взбирающегося на Озета–Террас. Все семь детских лет я ждала этого момента. Он соскочил со своего коня и сжал меня в своих стальных объятиях так, что у меня перехватило дыхание.
— Ты поедешь со мной. Я отвезу тебя домой, — со слезами на глазах, хлынул из него поток эмоций.
Пока он держал меня в своих объятиях, в моём сознании всплыли все детские воспоминания, знакомый запах его волос, одежды. От него пахло так же как тогда, когда я была совсем малышкой: детской присыпкой, бензином и чуть–чуть алкоголем от его губ.
Мы промчались по Мулхолланд–драйв и свернули на крутой серпантин, ведущий к его дому.
— Минутку обожди в машине.
Из дома донеслись громкие возгласы, мне показалось, что от его радостного сообщения о моём возвращении, жена его была отнюдь не в восхищении.
Его Лорен была Простушкой–Джейн, с которой мой папа встречался ещё в школе. Но когда он встретил мою мать, он забыл о Лорен. После развода моих родителей она вернулась к нему на волне разочарований и ссор. Моё существование несло хаос в их отношения, я была ошибкой юности и предметом горьких воспоминаний.
Свою внешнюю некрасивость, Лорен возмещала стилем и сарказмом во всём. Она была тощая как жердь, с мальчишески короткими обесцвеченными волосами. Белая блузка со стоячим воротничком аккуратно заправлена в чёрные капри, из которых смешно карандашиками торчали её ноги на шпильках, как если бы одна её половинка находилась в гостиной, а другая уже перешагнула порог какого–нибудь ресторана. В руке дымилась сигарета в длинном мундштуке, и она ею рассекала воздух в поддержку своим словам. Я чувствовала себя ужасно и тихо потягивала через трубочку свой имбирный эль, пока они допивали свои коктейли в просторной современного вида гостиной. Лорен свысока обращалась ко мне не иначе как «милочка» и пристально исследовала черты моего лица.
— Ты похожа на свою мать, милочка.
— Её мать — самая красивая женщина, которую я когда либо видел за всю свою жизнь, — нечаянно вырвалось у моего отца, успевшего уже изрядно накачаться.
Как только этот крошечный сапфир слетел с губ моего отца, Лорен потеряла остатки самообладания.
— Онааа — самая красивая? Как ты осмеливаешься такое говорить! — взвизгнула Лорен.
Метнув свой мартини в лицо моему отцу, они сцепились и упали на ковёр. Тут же мои мечты о жизни со своим отцом в секунду испарились в открытом окне. После Лорен сказала, что если мой папа хочет оставить меня здесь, что не есть хорошо, то пусть остаётся спать вместе со мной в комнате для гостей. Лорен вихрем выскочила из гостиной и начала яростно стелить двуспальную кровать в гостевой. Она сильно встряхнула большой розовой простыней, которая поднялась высоко в воздух и мягко и аккуратно приземлилась на матрац. Святая Мария, что, я действительно буду спать сегодня вместе со своим отцом?
