Женя отпрянула, упёрлась спиной в зерка- ло. Отвела глаза, смешной головастый воронёнок.
– Вы не странный. Вы хороший. Но с вами сделали что-то плохое. Вас как-то… перепрограммировали, что ли, так что вы перестали быть собой.
Тульин хотел спросить, что такое «быть собой», но представил, как она надуется опять на «философию», и не стал. И потом, он ведь понимал, о чём идёт речь. Не стоит цепляться к словам, когда тебе ясна суть вопроса.
– Я был… не очень хороший, – тихо ответил он. – И не очень счастливый. А теперь мне лучше. Считайте, что я прошёл курс лечения. Разве это плохо?
– Нейропрограммирование строго запрещено почти во всех странах мира, в России уж точно. И это не пустой запрет! Если вас изменили – вы же не можете знать, как именно. А вдруг вас используют? Вдруг в вас заложена какая-нибудь ещё программа?
– Киллерская? – усмехнулся Тульин, но Женя не отразила его усмешку. Она стояла теперь возле зеркала, и зеркалами же блестели её глаза. Восторженный ребёнок, любительница теорий заговора.
Возрастная меритократия подразумевала, что они равны, но Тульин просто не мог отыскать в себе никаких слов, чтобы защититься.
– У моего папы есть знакомые, – решительно продолжила Женя. – Я думаю, они могут помочь. Всё ещё можно откатить обратно, наверняка можно, по крайней мере постараться…
– Не надо, – еле слышно прошептал Тульин.
– …вылечить вас, чтобы вы снова стали собой…
– Я не хочу.
– …мы всё вернём, я хочу вам помочь, правда…
– Хватит!
Может, и неправильно, что он не сумел пройти по пяти ступеням скорби и спрыгнул с лестницы, проехав на технологичном лифте сразу к тому месту, где родительская квартира совсем потеряла запах, а у него ничего не болит. Может, этот крест полагалось нести по-честному.
Тульин качнулся вперёд, упёрся ладонью в стекло. Ему страшно хотелось закричать что-то глупое и патетичное, как из мультика с Жениного значка: «Не бросай меня», или «Я – это я», или «Ты мой единственный друг». Не вмещалось в его деревянную голову, почему же так вышло, что Тульин Женю не интересовал, а интересовал только Даня; тоскливо не хотелось верить, что она водилась – и откуда только вылезло это детское слово, водилась; что она водилась с ним только из любопытства. Он согласен был не заметить, что Женя подсела к нему за столик именно тогда, когда начались первые изменения. Если бы только опять сидеть с ней в столовой, играть в покер и со смехом обсуждать конспирологию —
– но его зарешёточный покер ей не подходил.
