Мир приключений, 1925 № 01 | страница 16

Невыразимое счастье охватило меня при мысли о том, что море взяло обратно эту красавицу. Я готов был запеть от радости, как дитя. Я вообще не признаю молитв, но теперь все во мне молилось.

«Капитан» не спускал с меня глаз. Я подал ему знак. Канаты с песней пробежали в блоках; паруса огромной тенью надулись и взвились вверх; шхуна накренилась на бок и послышалось журчание воды. Мы понеслись вперед под кровом волшебной ночи.

Я вспомнил о бедняжке богатой невесте в Сиднее. Я знал, что она будет плакать.

А все-таки мир стал чище после гибели Петерса и его «Жемчужины Раздора».

БИТТ-БОЙ,

приносящий счастье

Рассказ А. С. Грина

Иллюстрации Мишо

Есть люди, напоминающие старомодную табакерку. Взяв в руки такую вещь, смотришь на нее с плодотворной задумчивостью. Она — целое поколение, и мы — ей — чужие. Табакерку помещают среди иных, подходящих вещиц, и показывают гостям, но редко случится, что ее собственник воспользуется ею, как обиходным предметом. Почему? Столетия остановят его? или формы иного времени, так обманчиво схожие — геометрически, с формами новыми, настолько различны по существу, что видеть их постоянно, постоянно входить с ними в прикосновение, — значит незаметно жить прошлым? Может быть — мелькает мысль о сложном несоответствии? Трудно сказать. Но, — начали мы, — есть люди, напоминающие старинный обиходный Предмет, и люди эти, в душевной сути своей так же чужды окружающей их манере жить, как вышеуказанная табакерка — мародеру из гостиницы «Лиссабон». Раз навсегда, в детстве ли, или в одном из тех жизненных полным раствором жидкости: легко взмути ее — и вся она, — в молниеносно возникших кристаллах, застыла неизгладимо… в одном из таких поворотов, благодаря случайному впечатлению или — чему иному, — душа укладывается в непоколебимую форму. Ее требования наивны и поэтичны: цельность, законченность, обаяние привычного, где так ясно и удобно живется грезам, свободным от придирок момента. Такой человек предпочтет лошадей — вагону; свечу — электрической груше; пушистую косу девушки — хитрой прическе, пахнущей гарью и мускусом; розу — хризантеме; неуклюжий парусник с возвышенной громадой белых парусов, напоминающий лицо с тяжелой челюстью и ясным лбом над синими глазами, — предпочтет он игрушечно-красивому пароходу. Внутренняя его жизнь, по необходимости — замкнута, а внешняя — состоит во взаимном отталкивании.

Как есть такие люди, так есть семьи, дома и даже города и гавани, подобные вышеприведенному в пример человеку с его жизненным настроением.