Въ этотъ день шутъ принесъ ей вино «романе конти» въ серебряномъ кубкѣ. Вѣроятно, кубокъ былъ переполненъ, потому что, когда шутъ подалъ его плѣнницѣ, вино плеснуло и запятнало ему руку.
— Вы блѣдны, вы утомлены, мадемуазель, — страннымъ, осипшимъ голосомъ проговорилъ онъ. — Выпейте!
Она отказалась, говоря, что у нея нѣтъ жажды, что она не устала, тогда онъ сурово нахмурился; раньше Клодъ ни раза не видѣла его такимъ. Шутъ сдѣлалъ движеніе, какъ бы желая насильно приставить кубокъ къ ея губамъ и, сжавъ зубы, прошепталъ:
— Какъ Богъ святъ, вы выпьете!
— Нѣтъ, — произнесла она и оттолкнула руку, которая прижимала кубокъ къ ея губамъ.
Промел кнула секунда, теперь шута стоялъ поодаль отъ Клодъ и съ ужасомъ смотрѣлъ на красное пятно расползавшееся между ними по камен нымъ плитамъ пола, потомъ, пробормоталъ что-то неслышное, можетъ быть, молитву, можетъ быть, проклятіе, дрожащей рукой закрылъ свои глаза и отвернулся. Въ ту же минуту Ивъ де-ла Туръ вошелъ въ комнату, за нимъ бѣжала тявкающая маленькая собака.
Герцогъ посмотрѣлъ на дѣвушку, замѣтилъ розовый румянецъ гнѣва на ея щекахъ и гордый поворотъ ея красивой головки. Почти тотчасъ же его глаза обратились на спаньеля, который шумно подлизывалъ расплескавшееся по полу вино.
Герцогъ позвалъ собаку, она подкралась къ его ногамъ странными ползущими движеніями. Ея выпуклые глаза подернулись стеклянистымъ налетомъ; спаньелъ посмотрѣлъ въ лицо де-ла Тура, упалъ на бокъ и затихъ.
Герцогъ наклонился, поднялъ съ пола пустой кубокъ и понюхалъ оставшіеся въ немъ поддонки. Онъ засмѣялся; отъ такого смѣха въ жилахъ многихъ людей леденѣла кровь.
— Вотъ какъ, господинъ мой шутъ! — сказалъ онъ. — Вы подносите моимъ гостямъ ядъ? Можетъ быть, еще до утра вы пожалѣете, что сами не выпили отравы. Мадемуазель, мы увидимся съ вами за ужиномъ. А до тѣхъ поръ — прощайте. За мной, шутъ!
Онъ повернулся къ двери, шутъ двинулся за нимъ, но, проходя мимо кресла, на которомъ все еще сидѣла Клодъ, пріостановился такъ близко отъ нея, что коснулся ея колѣнъ. Подъ краской никто не угадалъ бы выраженія его лица.
— Можетъ быть, мы съ вами встрѣтимся на небѣ, мадемуазель, если дѣйствительно Господь прощаетъ такихъ грѣшниковъ, какъ я. А до тѣхъ поръ, прощайте.
Онъ наклонился, чтобы поцѣловать ея руку и, оставшись одна, Клодъ съ удивленіемъ и страхомъ увидѣла, что на ея колѣняхъ лежалъ стилетъ.
V.
— Значитъ, мы будемъ ужинать вдвоемъ? — спросила Клодъ.
Она окинула взглядомъ комнату, въ которой стоялъ столъ.
