— Изъ Або. Но видите ли…
Однако, нѣмецъ снова не далъ Киріанену договорить:
— И куда вы держите курсъ?..
— Я вамъ уже говорю, что мы вышли на рыбную ловлю…
— Далеко отсюда?
— Миль шестьдесятъ.
— Къ какому берегу?
— Къ Аландскимъ островамъ. Чортъ возьми! Штиль не даетъ намъ двигаться.
Нѣмецъ пустилъ синій клубъ дыма. Онъ былъ озабоченъ какой-то тайной мыслью.
— Послушайте, — спросилъ онъ послѣ минутной паузы, — что же вы думаете дѣлать дальше?
— О, — капитанъ улыбнулся, — дальше я буду дѣлать то, что и предполагалъ дѣлать. Если Богъ пошлетъ хорошаго вѣтра, мы поплывемъ на двѣнадцати-футовую банку, сдѣлаемъ хорошій уловъ и возвратимся въ Або.
— А какъ же мы, я и мои товарищи?
Киріаненъ улыбнулся.
— Что касается до васъ, то вы можете быть покойны: вы будете от лично кушать, удобно спать и курить, табакъ моего пріятеля Лайваста, если согласитесь помочь намъ въ ловлѣ. Васъ шесть человѣкъ да четверо насъ — итого десять… Мы можемъ справиться въ одну недѣлю…
— Какъ въ одну недѣлю?
— Ну да… Вчетверомъ мы работаемъ двѣ недѣли, а съ вами мы справимся и въ одну.
Нѣмецъ положилъ трубку на столъ и протяжно свистнулъ.
— Такъ вы думаете продержать насъ на вашей лайбѣ цѣлую недѣлю, а потомъ передать русскимъ властямъ.
Киріаненъ пожалъ плечами:
— Рыба ждать не будетъ. Теперь время ловить…
Онъ хотѣлъ добавить еще что-то, но нѣмецъ перебилъ его.
— Послушайте, капитанъ, намъ не по пути плыть съ, вами, и высаживаться на русскій берегъ мы не хотимъ. Сдѣлайте распоряженіе измѣнить курсъ, высадите нас на германскій берегъ, и правительство кайзера заплатитъ вамъ за потерянный уловъ…
Капитанъ отрицательно покачалъ головой:
— Мой курсъ — двѣнадцати-футовая банка. Денегъ кайзера мнѣ не надо. Я — рыбакъ, а вы мой плѣнникъ…
Нѣмецъ подошелъ къ столу вплотную.
— Капитанъ, насъ шестеро, а васъ четверо; мальчишка не въ счетъ. Еще не извѣстно, кто можетъ оказаться чьимъ плѣнникомъ…
— Что же, попробуйте! — хладнокровно отвѣтилъ Киріаненъ.
Нѣмецъ отступилъ назадъ. Прямо въ лицо ему глядѣлъ черный глазъ револьвернаго дула.
Проворчавъ проклятье, онъ повернулся и, тяжело ступая, сталъ подниматься по трапу.
Капитанъ, послѣ его ухода, долго сидѣлъ, молчаливый и хмурый, погруженный въ свои думы. Тусклый свѣтъ маслиннаго фонаря едва освѣщалъ середину каюты. Было тихо, но вдругъ капитанъ вздрогнулъ и прислушался.
Только ухо стараго моряка могло такъ быстро разгадать значеніе этихъ тихихъ, едва для слуха уловимыхъ звуковъ. Чуть поскрипывать начали бимсы старой «Феніи», и сквозь толстый бортъ донеслось журчаніе водяныхъ струй.
