— Да, любезный сэръ, я это знаю, — отвѣчалъ я. — Я многимъ обязанъ вамъ и буду вѣчно благодаренъ, если вы скажете, чѣмъ я могу уплатить вамъ свой долгъ… и я сейчасъ же это сдѣлаю.
На лицѣ Стентона мелькнуло выраженіе насмѣшки.
— Я и самъ могъ бы разрѣшить вамъ доставить письма на почту. — Я молчалъ, ожидая, что онъ скажетъ дальше. — Я не рѣшаюсь только изъ-за пистолета Хенка… стрѣлокъ онъ ловкій, — прибавилъ онъ задумчиво.
Я удивился.
— Любезный сэръ, — началъ я…
Онъ выпустилъ облако дыма.
— Все это, видите ли, устроила Бессъ, а я, признаюсь, не вижу, чѣмъ все это кончится. Да и она, я думаю, не знаетъ. Все дѣло сводится сейчасъ къ тому, что мы въ карантинѣ и будемъ въ немъ, пока у нихъ въ рукахъ не будетъ вашего доклада. О, они кремень, эти ребята!
Онъ поднялъ глаза къ потолку, какъ бы раздумывая о томъ, что сказалъ.
Я былъ пораженъ. Мнѣ казалось, что я накликалъ несчастье на ни въ чемъ неповинныхъ, скромныхъ и добродушныхъ людей, хотя сдѣлалъ все это помимо своей воли. Въ первую минуту я совсѣмъ растерялся, но затѣмъ пришелъ въ себя и сказалъ:
— Я могу разрубить узелъ… это совсѣмъ не такъ трудно. Они получатъ мой докладъ, и вы будете освобождены отъ надзора.
— Нѣтъ!
Я оглянулся назадъ, услыша такое рѣшительное отрицаніе, и увидѣлъ миссъ Бессъ; она стояла на порогѣ, и глаза ея метали искры.
— Дядя, вы не должны способствовать тому, чтобы мистеръ Уинслоу измѣнилъ своему довѣрителю, — сказала она. — Онъ останется здѣсь, и мы будемъ охранять его.
— Твоя игра, Бессъ! — сказалъ Стентонъ.
Такъ оно и было. Миссъ Бессъ была вооружена и сильно взволнована. Нарушить гостепріимство она не согласилась бы ни ради какихъ бы то ни было Хобдеевъ и Гарвеевъ.
— Онъ не долженъ отдавать того, на что имѣетъ право, — былъ ея ультиматумъ. — Пусть докладъ остается у него; ему заплатили за это, и онъ исполнилъ свой долгъ, какъ и мы съ тобою, дядя!
— Твой аргументъ не терпитъ никакихъ возраженій, — сказалъ Стентонъ. — Ты права, Бессъ! Разъ ты можешь это выдержать, могу и я. Вотъ уже три года, какъ я ни разу не пользовался каникулами.
Рѣшено было такимъ образомъ, что я въ эту ночь не буду тревожить своихъ часовыхъ, но къ тому времени, какъ идти спать, я составилъ въ своей головѣ нѣкоторый планъ. Мнѣ была ненавистна мысль, что домъ подвергнутъ блокадѣ и я долженъ сидѣть въ немъ, словно безгласная овца, а потому, дождавшись разсвѣта, я всталъ и одѣлся. Я пришелъ къ тому заключенію, что докладъ можно не оставлять дома, ибо дѣло не пострадаетъ ни въ томъ случаѣ, когда они найдутъ его у меня, ни въ противномъ. Я положилъ револьверъ въ карманъ и вышелъ.
