Матросов взял карандаш и чистый лист бумаги, пристроился у краешка стола. Что-то визжало, свистело в аппарате, но вдруг отчетливо донеслись знакомые позывные — «Широка страна моя родная...»
— Ты записывай только начальные буквы каждого слова. К примеру, вместо миномета пиши букву «м», пулемет «п», оружие «о». Иначе не успеем.
Отчетливо, громко заговорил диктор:
За время наступления наших войск под Сталинградом с 19 ноября по 11 декабря у противника захвачено...
Саша начал быстро записывать: «с» — 105, «т» — 1510, «а» — 2134... Тысячи пулеметов, автомашин, миллионы снарядов, десятки миллионов патронов. Одних пленных свыше семидесяти тысяч.
Диктор еще продолжает говорить, а Саша уже быстро отложил карандаш, вскочил на ноги и бросился обнимать старшину.
Соснин, легонько отстранив его, прищурил умные глаза, с улыбкой следя за Матросовым, бурно изливающим свои чувства, потом тихо произнес:
— Порадовали, спасибо. Если в землянке еще не спят, сообщи и им тоже.
— Я их разбужу! — возбужденно воскликнул Саша.
Матросов не мог вместить в своем сердце эту огромную радость, он забыл о том, зачем приходил к старшине.
— Я побежал, — крикнул он, выбегая из землянки.
Матросов вдруг остановился как вкопанный. Радость как рукой сняло. «Чему я радуюсь? Другие дерутся, а я тут торчу. Под Сталинградом солдаты кровь проливают, жизнь отдают, а я в болельщиках хожу, сочувствую. А еще в колонии давал ребятам обещание...»
И уже без того восторга, который охватил его в землянке Соснина, он вернулся в блиндаж. Молча поставил в угол автомат, сбросил полушубок, присел. Ребята укладывались спать. Саржибаев, задумчиво уставив свои острые карие глаза в низкий бревенчатый потолок, что-то насвистывал. Гнедков сидел перед печкой, на коленях его лежала раскрытая книга. Селедкин зубрил устав. Перчаткин пил чай, следя безразличными глазами за пламенем в железной печке. Он с аппетитом прожевывал сухари, предварительно намоченные в чаю.
Саша со злостью проговорил:
— Только знаете спать да сухари жевать!..
Все живо оглянулись, за исключением Гнедкова, увлекшегося чтением.
— Стыд-то у вас есть, спрашиваю я? Люди под Сталинградом умирают, жизни отдают, а мы тут в уютной землянке спрятались, как суслики, — продолжал Саша с горячностью.
Перчаткин вдруг засмеялся...
— А сам?
— И сам такой же... суслик!
— Я не понимаю... — начал было Перчаткин.
Но Матросов перебил его:
— Семьдесят тысяч пленных взяли, под Сталинградом победа... А мы...
