— Больше тысячи километров... до ближайшего... по прямой.
Басыров не стал сердиться и шутливо упрекнул Сашу:
— Вижу с географией не дружил. Ума не приложу: зачем тебе море?
Сразу за последними домами в лицо ударил пронизывающий ветер. Если бы они не увидели цепочку ярких лампочек, то можно было подумать, что заблудились. Но ориентиры совпадали. По оврагам, через холмы путники двинулись прямо к долгожданной цели. В эту минуту утомленный и голодный Саша думал лишь об одном: как бы побыстрее добраться до какой-нибудь столовки. Даже убегать никуда не хотелось. До того он устал!
Неожиданно перед их глазами выросли каменные здания, стоявшие вплотную, точно в обнимку. И тут раздался властный голос часового:
— Стой! Кто идет?
— Свои, — ответил по-уставному Басыров.
Перед ними стоял худой и подтянутый подросток.
При свете качающегося на ветру фонаря холодно и враждебно поблескивало зеркало штыка.
— А, новенький, — облегченно протянул часовой, в упор разглядывая Матросова. — Сейчас вызову карнача, побудьте вот тут, за будкой.
Караульный начальник старался казаться строгим, хотя ему от силы можно было дать лет шестнадцать и то без «хвостика»... Для солидности он даже басил. Тут же под фонарем, мельком взглянув на обложку дела, сухо сказал:
— Дело номер девять тысяч девятьсот двадцать пять. Есть еще кто-нибудь?
— Все тут, — пояснил Басыров.
— Как звать-то? — буркнул карнач.
— Сашка Матросов.
— Вот что, Матросов, проходи. А вас пропустить не могу.
— Понятно, — ответил Басыров. И, обращаясь к мальчишке, почти с сожалением проговорил:
— Спасибо, Сашок, за поведение. Приехали-то почти без всяких приключений. До свидания.
— Прощай...
Саша стоял перед железными воротами, низко опустив голову, исподлобья посматривая на нового конвоира. Неужели вся жизнь вот так и пойдет: его будут передавать из рук в руки, а воли настоящей никогда и не будет? Стало страшно. Он почувствовал себя таким заброшенным, почти обреченным, тут, под уфимским небом. Оно казалось таким необжитым и таким неприветливым, что никакими словами этого не выразишь.
Караульный начальник Володя Еремеев шел позади, вскинув голову, сощурив зеленые глаза. Он балагурил, как с добрым знакомым.
— Сам виноват, Матрос, не по графику явился. Видишь ли, какое дело, теперь вот специально воду согревать приходится.
Саша хмуро и дерзко смотрел на карнача, а отвечать не отвечал. Он не верил в подчеркнутое благожелательство. Просто не поверил да и все тут.
