Надо изменить свою жизнь. Найти для себя новые занятия, новые ощущения, отвлечься. Это последний флакон тригербина, поклялась она себе сегодня. Не может быть, чтобы ей не удалось избавиться от зависимости. Она станет снижать дозу постепенно и однажды сможет обойтись без препарата. Только обязательно должен быть какой-нибудь стимул. Что-то неизведанное она должна почувствовать наяву! С парашютом что ли прыгнуть? Или все же лучше без парашюта? Она кинула взгляд на окно. Можно напиться. Раз в жизни напиться до поросячьего визга, а Машку попросить заснять ее на камеру, чтобы потом посмотреть, как он выглядит, этот поросячий визг, в ее исполнении. Занять побольше денег, Машка, конечно, уже не даст, назанимать у других знакомых, и махнуть в Египет на месяц или в Грецию, купить себе новую шубу. Влюбиться. С этим совсем просто. Дело в том, что она уже влюблена. В своего шефа, с самого первого дня работы с ним. Конечно, он не знает об этом, но ведь она может ему просто сказать. Не уволит же он ее. А даже если и уволит? Ее же ни разу в жизни не увольняли, она не представляет себе, что это такое, можно и попробовать. Опять же, от Вики подальше.
Тихонько пискнул селектор: можно было забирать чайную посуду. Вера, которая вдруг почувствовала себя бодрой и почти веселой, взглянула на себя в зеркало, вскинула голову и поправила и без того идеальную прическу. Улыбнулась своему отражению и пошла в кабинет Беловского.
— Спасибо, Верочка, — сказал шеф, вставая из-за стола. — И как вам удается заваривать такой чудесный чай?
— С любовью, — улыбнулась она.
— Вы, наверное, очень любите готовить?
— Нет, Валерий Ильич, просто я очень люблю вас.
Документы, которые Беловский взял было в руки, выскользнули из его пальцев и разлетелись во все стороны по ковру.
Маша Рокотова поцеловала мать в щеку.
— Как я тебя давно не видела!
Алла Ивановна с улыбкой посмотрела на дочь поверх очков.
— Три дня.
— Три дня! Представляешь, у меня столько новостей, прямо не знаю, с какой начать.
— Ты выходишь замуж, — всплеснула руками мать.
— Да ни в жизнь! — воскликнула испуганно Маша. — А вот Ильдар женится.
— Ну что ж, ему давно пора. Сколько ему?
— Сорок.
Ильдар был на три года старше Маши.
— А ты, никак, расстроилась? — удивилась Алла Ивановна.
Дочь со вздохом кивнула. На глаза у нее почему-то наворачивались слезы. Это был ее давний, еще студенческий брак. Они оба были такими молодыми и глупыми, так любили друг друга, что казалось, будто друг без друга они не смогут жить. Ильдар бешено ревновал молодую жену, хотя она не давала, да и не могла давать повода. Теперь она понимала, что так уставала тогда от его любви, что и смотреть-то ни на кого не хотела. Ей казалась смешной его ревность на последнем месяце ее беременности, а сцена, которую он устроил прямо перед родами, была просто безобразна.
