Когда труп Чу почти сгорел, появился Хан. В черном седане находился еще один человек, худощавый. Рэсэн внимательно смотрел на незнакомца. Но с виду тот вовсе не походил на пресловутого Парикмахера. Такому молодому вряд ли были бы по зубам все эти жуткие дела, о которых судачили. Да и с какой стати Парикмахеру приезжать в крематорий.
Выбравшись из машины, Хан подошел к Старому Еноту и вежливо поклонился. Старик ответил на приветствие легким кивком.
Несмотря на глубокую ночь и глухомань, Хан был в костюме и тщательно выбрит. Ветер разнес сильный запах его парфюма. Он осмотрелся и направился к двери крематория, у которой на корточках сидел и курил Рэсэн.
– Я опоздал. Выдающийся боец погиб, а я не смог вырваться, чтобы проводить его в последний путь, – сказал Хан.
Рэсэн поднял голову и посмотрел на него. Хан прищурил один глаз, показывая, что шутит.
– Вроде бы, до того как явиться ко мне, Чу к тебе заглядывал, – произнес Хан.
– И что? – севшим голосом сказал Рэсэн.
– Просто думалось, ты позвонишь мне.
Не ответив, Рэсэн глубоко затянулся. Хан полез в карман брюк, достал серебряную коробочку, вытряхнул из нее пару маленьких таблеток и закинул в рот.
– Если бы позвонил, я выдал бы тебе вознаграждение. Разве я не говорил, что предоставивший информацию об объекте получит половину награды? – спросил Хан с ухмылкой.
– Забыл номер вашего телефона. – Рэсэн вдавил окурок в землю.
Хан вынул визитницу, наклонился и воткнул карточку Рэсэну в нагрудный карман куртки.
– Впредь звони заранее. Нам следует жить в согласии.
Хан направился к Мохнатому, достал из внутреннего кармана пиджака толстый конверт и протянул ему. Мохнатый принял конверт, склонившись под прямым углом. При каждом слове Хана он гнул спину все ниже и бормотал: “Конечно, конечно, обязательно, разумеется”. Рассчитавшись с Мохнатым, Хан секунды три смотрел в нутро печи, где догорал Чу. Затем вежливо поклонился Еноту, вышел на улицу, сел в машину и уехал.
Рэсэн снова закурил. В голове крутилась фраза Хана: “Нам следует жить в согласии”. Может, он и прав. Нужно выполнять правила, по которым такие, как они, живут в согласии. Настоящие мужики заливают в пустой желудок “Джек Дэниэлс”, плачут, как дети, сидя на унитазе, а затем умирают, сжимая в руке кухонный нож.
Огонь в печи потух.
Открыв дверцу, Мохнатый ждал, когда спадет жар. Дым, заполнявший камеру, улетучился, белые кости старика и Санты выглядели как печальные, одинокие останки верблюда, который свалился от зноя в пустыне, и тело его иссушили солнце и песчаные бури.
