Серафина | страница 29



Так он спас мою жизнь в третий раз.

4

Следующие пять лет Орма был моим учителем и единственным другом. Для того, кто никогда не собирался называть себя моим дядей, Орма воспринял свои дядюшкины обязанности серьезно. Он учил меня не только музыке, но всему, что, по его мнению, я должна знать о драконах: истории, философии, высшей математике (она была для драконов чем-то близким к религии). Он отвечал на мои даже самые наглые вопросы. Да, драконы чувствовали цвета при определенных условиях. Да, было бы ужасной идеей превратиться в саарантраса, только что съев быка. Нет, он не понимал точно природы моих видений, но полагал, что может мне помочь.

Драконы считали человеческую форму странной и часто ошеломляющей и за долгие годы развили разные стратегии того, как держать головы в арде, пока они находятся в человеческой форме. Ард был центральным концептом философии драконов. Само слово означало «порядок» или «правильность». Гореддийцы использовали это слово применительно к драконьим батальонам – и это было единственным человеческим значением слова. Но для драконов оно было намного глубже. Ард – то, каким должен быть мир, усмирение хаоса порядком, этическая и физическая правильность.

Человеческие эмоции, хаотичные и непредсказуемые, были противоположностью арду. Драконы использовали медитацию и то, что Орма называл когнитивной архитектурой, чтобы делить разум на части. Например, драконы хранили материнские воспоминания в отдельной комнате, потому что они были слишком сильными. Например, то мое материнское воспоминание подавило меня. Эмоции, которые саарантраи считали неудобными и слишком сильными, запирались в сохранности в других пространствах, им не позволялось выходить наружу.

Орма никогда не слышал о видениях, подобных моим, и не знал, что стало их причиной. Но он верил, что система когнитивной архитектуры не позволит видениям лишать меня сознания. Мы испробовали вариации на его комнате материнской памяти, запечатывая видения (то есть воображаемую книгу, представляющую их) в сундуке, гробнице и, наконец, в тюрьме на дне моря. Это работало несколько дней, пока я не падала по пути домой от Святой Иды и нам приходилось начинать все сначала.

Мои видения показывали тех же людей снова и снова, они стали такими знакомыми, что я всем дала прозвища. Их было семнадцать, отличное простое число, что чрезмерно интересовало Орму. Он наконец придумал, как попытаться сдержать индивидуумов, а не сами видения.